Волкъ создаетъ вмѣстѣ съ луной землю и всѣ живыя существа, или одинъ вытаскиваетъ ихъ изъ бездны. Вѣра въ змѣй, по своему значенію, уступаетъ только вѣрѣ въ птицъ. Змѣю видали въ рѣкахъ, и поэтому она считалась водянымъ божествомъ; такъ какъ она мѣняла кожу, въ ней видѣли символъ возрожденія. Здѣсь само собой обозначается сходство съ молніей. Легенда о рогатыхъ змѣяхъ разсказывалась у гуроновъ; къ ней близко подходитъ перуанская легенда о змѣиномъ царѣ, стерегущемъ сокровища. Тамъ, куда проникло христіанство, змѣй преслѣдуютъ; приверженность св. Павлу, которая выражается въ наименованіи многихъ мѣстъ Санъ Пабло, находится въ связи съ его качествомъ охранителя отъ змѣй. Мексиканцы вѣрили въ баснословное животное Агуицотль, Файл:Народоведение. Том I (Ратцель, 1904).djvu/661Рѣзная работа изъ сѣверо-западной Америки, изъ темнаго камня. (Стокгольмская этнографическая коллекція.) Ср. текстъ, стр. 620. живущее въ глубинѣ воды; они почитали его и представляли себѣ въ образѣ, напоминающемъ восточно-азіатскаго дракона. Въ видѣ молніи, змѣя сопровождаетъ птицу — бурный вѣтеръ и, зарождаясь въ оплодотворяющихъ ливняхъ, можетъ дѣлаться символомъ илодородія; мексиканскій государственный гербъ и до сихъ поръ еще сохраняетъ это сочетаніе. Лягушка встрѣчается въ безчисленныхъ пластическихъ изображеніяхъ, въ особенности въ толтекскомъ культурномъ кругѣ (см. стр. 481 и рис. сбоку). Черепаха то выступаетъ носительницей міра, то ныряетъ во всепокрывающее море, чтобы достать ила для созданія новой земли, что̀ также является миѳомъ, распространеннымъ по всему міру. По указанію Лонга, у омаговъ въ началѣ этого столѣтія была большая морская раковина, которая въ теченіе многихъ поколѣній переходила по наслѣдству въ ихъ племени; для нея была воздвигнута особая хижина, покрытая шкурами, нѣчто вродѣ храма, и она ни въ какомъ случаѣ не должна была касаться земли. Передъ началомъ войны ее вопрошали, какъ оракула. Тогда отрѣзывали кусокъ повѣшеннаго надъ нею табаку и давали его курить знахарю. Тѣмъ временемъ кто нибудь изъ присутствующихъ прикладывалъ ухо къ раковинѣ; если онъ слышалъ какіе либо звуки, предвѣщаніе считалось благопріятнымъ. Въ богатой животными Южной Америкѣ рѣдко приходится слышать легенды о нихъ. Гвайянскіе индѣйцы вѣрили, что у животныхъ была душа и врачи, и приписывали имъ даже праздничные дни. Въ новѣйшее время Эренрейхъ сообщилъ нѣсколько типичныхъ басенъ о животныхъ у карайясовъ, но даже и онѣ кажутся намъ достаточно знакомыми. Дѣвушка-лебедь нашихъ сказокъ, волкъ-оборотень, состязаніе между оленемъ и черепахой давно извѣстны бразильскимъ индѣйцамъ.
Переходя къ поклоненію растеніямъ, мы замѣчаемъ, что вѣра въ міровое дерево существуетъ и въ Америкѣ. Алгонкинскій герой Менабушо во время потопа спасся на деревѣ. Но онъ — богъ свѣта и грома, живущій на востокѣ, и поэтому тождественъ съ „старымъ небеснымъ человѣкомъ“, Танне караибовъ, который, разставаясь съ людьми, обѣщалъ возвращаться, чтобы переносить ихъ души съ верхушки священнаго дерева на небо. Сваи изъ священнаго дерева находили примѣненіе у сѣвероамериканцевъ, въ видѣ символовъ высшихъ божествъ. Части растеній служили амулетами и волшебными средствами. Сѣмена нѣкоторой травы, брошенныя въ огонь, вызывали, по мнѣнію чолоновъ, жесточайшія бури.
