мостъ, по которому ходили олени. Если-бы мы такимъ сказаніямъ захотѣли придать континентальный характеръ, то это не соотвѣтствовало-бы ихъ мѣстному горизонту. Заячьи индѣйцы полагали, что на востокѣ, за моремъ, жилъ лысый народъ, колдуны котораго могли превращаться по ночамъ въ собакъ или волковъ; они носили деревянные шлемы, чешуйчатый панцырь, щитъ и копье. Сюда примыкаетъ легенда тиннеховъ, согласно которой на далекомъ сѣверо-западѣ жилъ народъ, мужчины котораго были наполовину люди, наполовину собаки, а женщины имѣли вполнѣ человѣческій образъ. Въ основѣ этой легенды, вѣроятно, лежали преданія о смѣшеніи двухъ племенъ съ тотемическими нравами.
Преданія о раздѣленіи племенъ часто связываются съ сотвореніемъ солнца или появленіемъ перваго свѣта на темной землѣ. За долгое время до прибытія бѣлыхъ, на западо-юго-западѣ появилась звѣзда, и въ ту сторону направились многіе изъ народа тинне. Отсюда и произошло раздѣленіе. Монтаньи, съ небольшими и плохими стрѣлами, распространились на югѣ; лушё (Loucheux), съ некрасивыми женами перемѣстились къ сѣверу; настоящіе люди, тинне, поселились въ Скалистыхъ горахъ.
Сказаніе о потопѣ мы встрѣчаемъ и въ Америкѣ, гдѣ оно содержитъ всѣ элементы міровой легенды. Орлы предостерегаютъ людей, такъ какъ имъ видны собирающіяся грозовыя тучи; у другихъ народовъ голуби открыли первую землю, а у третьихъ человѣческая чета спаслась на горѣ, которая росла по мѣрѣ того, какъ прибывала вода. Одинъ индѣецъ услышалъ предостереженіе птицы койотъ, построилъ большой корабль и сдѣлался родоначальникомъ папайосовъ. Папайосы и въ наше время вѣрятъ, что провидецъ, спасшійся на кораблѣ, былъ ихъ предкомъ, и ежегодно посѣщаютъ гору и маленькую деревеньку Санта Роза въ Аризонѣ; ни одинъ папайосъ никогда не убьетъ койота. Замѣчательно, что и у инковъ потопъ связывается съ почитаніемъ тотемообразныхъ племенныхъ святынь (гуака), горъ, камней и деревьевъ, смотря по тому, на чемъ спаслась чета прародителей этого рода. Иначе сложилось сказаніе объ алгонкинскомъ героѣ Менабушо. Потопъ настигаетъ его въ наказаніе за умерщвленіе змѣинаго царя, когда онъ бѣжалъ на высокую гору; онъ поднимается на дерево, вода настигаетъ его, и онъ три раза вскрикиваетъ: „Расти!“ И каждый разъ дерево становится выше, пока, наконецъ, вода не достигаетъ ему до подбородка. Тогда заставляетъ онъ сперва камбалу, потомъ мускусную крысу приносить ему землю; обѣ вскорѣ всплываютъ на поверхность въ видѣ труповъ. Менабушо дуновеніемъ возвращаетъ жизнь мускусной крысѣ, и она приноситъ ему въ когтяхъ землю, изъ которой герой заново создаетъ земной міръ съ растеніями и животными.
Идея, что вначалѣ была лишь безпредѣльная вода, изъ которой чудеснымъ образомъ поднялась земля, придаетъ этимъ сказаніямъ высшее космогоническое значеніе, чѣмъ легендамъ, въ которыхъ потопъ происходитъ уже послѣ созданія міра. Идея объ участіи птицъ въ происхожденіи земли имѣетъ міровое распространеніе: это — вѣтры, дуновеніе которыхъ дѣйствуетъ творческимъ образомъ на воду. Рядомъ съ буревѣстникомъ мы видимъ крылатую змѣю молніи; грозовая туча получаетъ здѣсь творческій характеръ. Рей де ла Куэва чилотовъ покидаетъ свою пещеру, чтобы разъѣзжать на морской лошади по волнамъ или подниматься на свой призрачный корабль; онъ можетъ добыть огонь треніемъ своего хвоста. По сказанію пимовъ, земля создана паукомъ, который, будучи самъ первымъ созданнымъ существомъ, породилъ ее въ своей паутинѣ. Въ эту легенду перенесена сѣть творенія, которою міръ былъ извлеченъ изъ первобытнаго моря. Быть можетъ, отсюда исходитъ связь почитанія рыболовной сѣти, — съ которой у гуроновъ ежегодно, ради улучшенія рыбной ловли, обручались двѣ дѣвушки, — съ исторіей творенія.
Когда преданіе становится устойчивѣе, а, быть можетъ, также благо-
