говоритъ, что Менабушо закурилъ опять свою трубку, то этимъ онъ обнаруживаетъ его космическій характеръ. Дѣйствительно, Менабушо выступаетъ въ качествѣ внука луны и сына западнаго вѣтра; сумерки — его мать, умираюгцая вскорѣ послѣ его рожденія; самъ герой — утро, и его борьба съ отцомъ есть часто прославлявшаяся битва между днемъ и ночью.
Вѣчный огонь, до прибытія европейцевъ, поддерживался у многихъ племенъ Америки въ честь солнца. Въ Виргиніи въ немъ жгли табакъ для услажденія духовъ. Табакъ и въ другихъ мѣстахъ замѣнялъ благовонныя куренія. Суньисы и въ настоящее время не съѣдятъ ничего, не бросивъ кусочка въ огонь, съ просьбою съѣсть эту жертву. Угасаніе огня было дурнымъ предзнаменованіемъ; угасшій огонь можно было разжечь только огнемъ изъ другого храма. Его поддерживали обыкновенно въ хижинѣ, заключавшей въ себѣ кости умершихъ вождей; особые стражи должны были питать его. Даже и тамъ, гдѣ его не поддерживали постоянно, жертва ввидѣ огня была наиболѣе употребительной. У многихъ племенъ на праздникѣ первыхъ плодовъ, огонь вездѣ гасили и зажигали новый посредствомъ тренія; у суньисовъ это дѣлалось на каждомъ празднествѣ.
Помимо неизбѣжнаго искаженія при устномъ преданіи, свобода творчества нигдѣ не проявляется такъ слабо, и основныхъ идей нигдѣ не придерживаются такъ строго, какъ въ исторіи творенія. Сравнивая космогоніи съ болѣе глубокой исторической точки зрѣнія, мы видимъ въ нихъ міровой миѳъ, наполненный духомъ всего человѣчества. Нѣтъ ни одной черты полинезійской миѳологіи, которая не проявлялась-бы въ Америкѣ, и измѣненія, замѣчаемыя здѣсь, сравнительно незначительны.
Прежде всего, положеніе высшаго божества опредѣляется его творческой дѣятельностью; часто мы замѣчаемъ видимость монотеизма и тамъ, гдѣ утрачено уже всякое воспоминаніе о высшемъ духѣ. Но это творческое божество нерѣдко настолько пріобрѣтаетъ человѣческій характеръ, что оно сливается съ родоначальникомъ народа, который предполагаетъ, что земля создана именно для него, и поэтому въ творцѣ видитъ перваго человѣка своего племени: первый пимасъ былъ созданъ изъ нерва, который богъ-творецъ вынулъ изъ своей шеи.
Изъ трехъ элементовъ творенія, земли, воды и огня, вода стоитъ выше всѣхъ: земля — только островъ, небо и солнце существовали еще раньше, и солнце приноситъ съ неба или съ его разрѣшенія огонь на островъ — землю. Сказаніе о твореніи заячьихъ индѣйцевъ разсказываетъ: отецъ живетъ въ зенитѣ, мать — въ надирѣ, сынъ снуетъ по небу взадъ и впередъ между ними. Во время одного изъ такихъ странствованій онъ замѣчаетъ землю. Вернувшись къ отцу, онъ поетъ ему: „О, мой отецъ въ вышинѣ, зажги твой небесный огонь, потому что на этомъ маленькомъ островѣ (землѣ) мои братья давно уже несчастливы. Взгляни на нихъ, отецъ мой, сжалься надъ людьми.“
Творецъ міра у сѣверо-западныхъ американцевъ — воронъ Ельхъ или Ешль, главная фигура миѳовъ, полныхъ глубокаго значенія. Его человѣческій характеръ замѣтенъ и въ птичьемъ образѣ. Божественный воронъ родился тогда, когда земли еще не было, но другой богъ, Кханукъ, былъ еще раньше. Воронъ создалъ землю, прибавляя къ ней кусокъ за кускомъ. Огонь досталъ онъ съ острова на морѣ; огонь произошелъ оттого, что искры падали на камень и дерево. Съ острова Кханука онъ принесъ прѣсную воду въ своемъ клювѣ. По другимъ сказаніямъ, онъ въ самыхъ удивительныхъ приключеніяхъ перехитрилъ завистливаго бога, который хранилъ въ ящикѣ солнце, луну и звѣзды. Когда Ельхъ, еще во время господства тьмы, родился отъ сестры этого бога, и этотъ послѣдній, предупрежденный вѣщими птицами, бросилъ его въ море, дельфинъ принесъ огорченной матери камень; она проглотила его, и Ельхъ опять явился на свѣтъ и поднялся вверхъ, въ видѣ журавля, чтобы долетѣть до неба и навсегда
