ихъ языки, пири всей своей бѣдности, соотвѣтствуютъ какъ нельзя лучше. Мы видимъ здѣсь языки, какъ особые организмы съ свойственнымъ имъ развитіемъ, точно такъ же, какъ въ отдѣлѣ механическихъ орудій мы отводимъ плугу высшее мѣсто сравнительно съ мотыкой, хотя эта послѣдняя отвѣчаетъ простымъ потребностямъ настолько-же удовлетворительно, насколько первый соотвѣтствуетъ болѣе высокимъ требованіямъ; мы ставимъ гибкіе и твердо-расчлененные, ясные и богатые языки индо-германскаго семейства выше, чѣмъ болѣе бѣдные идіомы семейства Банту.
Хотя языкъ народа и служитъ мѣркою его культурнаго уровня, но дѣлать заключенія изъ развитія языка объ его культурѣ можно только съ большой осторожностью, такъ какъ языкъ есть лищь одно проявленіе ея изъ многихъ и живетъ своею собственной жизнью. Всего менѣе слѣдуетъ избирать для такой мѣры словесное выраженіе извѣстныхъ понятій. Числа и счетъ, безъ сомнѣнія, весьма важны, и отъ выработки ихъ зависитъ большая часть умственнаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ и культурнаго развитія народа. Но ввиду замѣченной неспособности нѣкоторыхъ дикихъ народовъ пользоваться числами выше 3 или 5, должно обратить вниманіе на то, что непригодность орудія не позволяетъ предполагать соотвѣтственной неспособности движущей руки. Намъ постоянно приходится слышать: въ своемъ языкѣ эти народы не имѣютъ числительныхъ выше 3, и поэтому они не могутъ считать выше этой цифры. Блеекъ справедливо замѣтилъ по этому поводу, что подобныя заключенія столь-же основательны, какъ и выводъ о неспособности французовъ считать выше 10 или 20, такъ какъ у нихъ существуютъ числа (dix-sept и quatre-vingt. И въ нѣмецкомъ языкѣ недостаетъ особаго слова для 10,000, какое было въ греческомъ, для 100,000 (lak) и 10 милліоновъ (kror), какія мы находимъ въ индійскихъ языкахъ. Нубійцы, считающіе на своемъ языкѣ только до 20, употребляютъ для высшихъ числовыхъ понятій арабскія слова, но 100 они опять обозначаютъ нубійскимъ словомъ imil. То-же самое относится къ обозначеніямъ цвѣта, бѣдность которыхъ у многихъ дикихъ и древнихъ народовъ неосновательно объясняли соотвѣтствующей бѣдностью ощущеній. При этомъ исходили изъ недоказаннаго предположенія, будто выраженіе съ точностью отвѣчаетъ ощущенію, т. е. въ данномъ случаѣ число обозначеній цвѣта соотвѣтствуетъ числу различныхъ цвѣтовыхъ оттѣнковъ, воспроизводящихся въ сознаніи. Насколько невѣрно это предположеніе, настолько же полезно для пониманія истинной сущности языка заключеніе, что многіе дикіе народы именно въ обозначеніяхъ цвѣта выказываютъ необычайное богатство выраженій. Избытокъ и скудость одинаково соотвѣтствуютъ незрѣлому состоянію. Такъ же, какъ одно и то-же названіе употребляется для различныхъ цвѣтовъ, и различныя имена прилагаются къ одному и тому-же цвѣту. Альфредъ Кирхгофъ писалъ послѣ испытанія нѣсколькихъ куинслэндскихъ австралійцевъ: „о готтентотахъ говорятъ, будто у нихъ есть 32 выраженія для цвѣта; въ такомъ случаѣ эти куинслэндскіе австралійцы превосходятъ ихъ болѣе, чѣмъ вдвое: списокъ ихъ названій цвѣтовъ содержитъ 70 нумеровъ“. Способъ происхожденія этого чрезмѣрнаго богатства выясняется тѣмъ, что крупные скотоводы между африканскими неграми, гереро̀сы, динки и др., со страстью занимающіеся скотоводствомъ, обладаютъ обширнѣйшимъ выборомъ словъ для бурыхъ, сѣрыхъ, бѣлыхъ, пѣгихъ и др. мастей своихъ стадъ. Гереросъ нисколько не затрудняется называть цвѣтъ луга и неба однимъ и тѣмъ-же словомъ, но онъ счелъ-бы величайшимъ доказательствомъ умственной неспособности, если-бы кто-нибудь назвалъ одинаково легкіе оттѣнки бураго цвѣта различныхъ коровъ. У самоѣдовъ , существуетъ 11—12 обозначеній для различныхъ сѣрыхъ и бурыхъ окрасокъ сѣверныхъ оленей. Въ такой же степени развита мореходная терминологія малайцевъ и полинезійцевъ. Но рядомъ съ тѣмъ мы видимъ большую бѣдность словъ вслѣдствіе умственной лѣни.
