области. Для того, однако, чтобы не произошло слишкомъ сильнаго отлива денегъ въ одну сторону, когда одна деревня извлекла извѣстную пользу изъ такой головы, по существующимъ правиламъ, за ней поочереди слѣдуетъ другая. Такимъ образомъ, крайне необычное средство приводитъ къ весьма обычной цѣли — полученію нужныхъ денегъ. Въ Новой Гвинеѣ охота за головами, напримѣръ, у тугеріевъ, отрѣзывающихъ голову бамбуковымъ ножемъ, такъ-же употребительна, какъ и на Малайскомъ архипелагѣ. Моту въ Новой Гвинеѣ носитъ половину клюва птицы-носорога въ волосахъ, если онъ убилъ человѣка, хотя-бы женщину и посредствомъ хитрости.
Къ сожалѣнію, въ еще болѣе тѣсныхъ условіяхъ, какъ, напримѣръ, на Маршаловыхъ островахъ, война вырождается въ безпрерывное разореніе посѣвовъ и насажденій. Этимъ объясняется вытѣсненіе деревянныхъ и соломенныхъ хижинъ каменными жилищами, безопасными отъ пуль. Ни какое другое дѣло не заставляетъ обращаться къ богамъ съ такимъ усердіемъ и съ такими большими жертвами, какъ война. Прежде, чѣмъ драться съ людьми, сперва примиряются съ божествами. Храмы, наполовину заросшіе сорными травами, вычищаются и возобновляются. Чѣмъ жертва больше, тѣмъ большую увѣренность она возбуждаетъ. У маорисовъ жрецы должны были рѣшать — будетъ-ли война побѣдоносна, или нѣтъ; если палочки, которыя они втыкали въ землю, стояли прямо, это означало пораженіе, и война отлагалась. Въ другомъ случаѣ для боговъ и воиновъ варилось кушанье; затѣмъ выступалъ отрядъ, сопровождаемый невольниками и женщинами, заботившимися о доставленіи припасовъ и всего нужнаго для воиновъ. Всѣ воины считались табу. Предводительство ввѣрялось самому храброму воину; но онъ долженъ былъ обладать и тѣмъ краснорѣчіемъ, которое непосредственно передъ битвою можетъ воодушевить сердца воиновъ: онъ появлялся передъ рядами и восхвалялъ въ пылкихъ выраженіяхъ величіе и славу племени, благосклонность боговъ, мужество предковъ и перечислялъ неотомщенныя оскорбленія, избѣгая, однако, упоминать о непосредственно предстоявшей опасности. Возбужденіе доходило до неистовства. Воспламененные рѣчью, воины сбрасывали свои циновки, натирали себѣ тѣло углемъ и „священной“ красной землей, украшали свои волосы перьями и пускались въ военную пляску, причемъ расходовали значительную часть физическихъ силъ, чтобы дать выходъ своему воинственному пылу. Они присѣдали рядами другъ за другомъ, вскакивали по приказанію начальника, прыгали, держа мере въ поднятой правой рукѣ, съ одной ноги на другую, и затѣмъ, потрясая оружіемъ, подпрыгивали кверху и издавали звуки въ видѣ пѣсенъ съ короткимъ тактомъ. Передъ фронтомъ плясали старыя женщины, осыпанныя красной землею. Затѣмъ самые знаменитые воины выскакивали впереди остальныхъ и бранными словами вызывали своихъ противниковъ. „Вы — пожиратели банановъ изъ Мануно“, слышалъ Причардъ на Самоа, „пусть Мозосъ свернетъ вамъ глотку!“ „А вы — пожиратели кокосовыхъ орѣховъ изъ Оапы, пусть будутъ вырваны и сожжены ваши языки!“ „Здѣсь моя палица, чтобы перебить свиней изъ Савайи. Гдѣ свинья изъ Савайи, которая ищетъ вѣрной смерти?“ „Изжарь этого короля атуа, который долженъ умереть отъ моего копья!“ „Смотри, вотъ ружье, поѣдающее людей!“ „Гдѣ это грязное стадо, которое называетъ себя людьми?“ Наконецъ, обѣ стороны, полныя ярости, бросались другъ на друга, и происходило нѣсколько отдѣльныхъ стычекъ; вскорѣ выяснялось рѣшеніе, такъ какъ паденіе или побѣда выдающагося воина располагала къ наступленію или къ бѣгству. Бѣглецы рѣдко могли сосредоточиваться; повернувъ однажды спину, каждый бѣжалъ ради спасенія своей жизни. Послѣ преслѣдованія, побѣдители возвращались на поле битвы и отмѣчали копьями мѣста, гдѣ пали воины. Маорисы справлялись прежде всего — были ли сжаты у нихъ кулаки, такъ какъ это означало, что они пали побѣдителями. Своихъ раненыхъ они уносили съ собой. Затѣмъ
области. Для того, однако, чтобы не произошло слишком сильного отлива денег в одну сторону, когда одна деревня извлекла известную пользу из такой головы, по существующим правилам, за ней по очереди следует другая. Таким образом, крайне необычное средство приводит к весьма обычной цели — получению нужных денег. В Новой Гвинее охота за головами, например, у тугериев, отрезывающих голову бамбуковым ножом, так же употребительна, как и на Малайском архипелаге. Моту в Новой Гвинее носит половину клюва птицы-носорога в волосах, если он убил человека, хотя бы женщину и посредством хитрости.
К сожалению, в ещё более тесных условиях, как, например, на Маршаловых островах, война вырождается в беспрерывное разорение посевов и насаждений. Этим объясняется вытеснение деревянных и соломенных хижин каменными жилищами, безопасными от пуль. Ни какое другое дело не заставляет обращаться к богам с таким усердием и с такими большими жертвами, как война. Прежде, чем драться с людьми, сперва примиряются с божествами. Храмы, наполовину заросшие сорными травами, вычищаются и возобновляются. Чем жертва больше, тем большую уверенность она возбуждает. У маорисов жрецы должны были решать — будет ли война победоносна, или нет; если палочки, которые они втыкали в землю, стояли прямо, это означало поражение, и война отлагалась. В другом случае для богов и воинов варилось кушанье; затем выступал отряд, сопровождаемый невольниками и женщинами, заботившимися о доставлении припасов и всего нужного для воинов. Все воины считались табу. Предводительство вверялось самому храброму воину; но он должен был обладать и тем красноречием, которое непосредственно перед битвою может воодушевить сердца воинов: он появлялся перед рядами и восхвалял в пылких выражениях величие и славу племени, благосклонность богов, мужество предков и перечислял неотомщённые оскорбления, избегая, однако, упоминать о непосредственно предстоявшей опасности. Возбуждение доходило до неистовства. Воспламенённые речью, воины сбрасывали свои циновки, натирали себе тело углём и «священной» красной землёй, украшали свои волосы перьями и пускались в военную пляску, причем расходовали значительную часть физических сил, чтобы дать выход своему воинственному пылу. Они приседали рядами друг за другом, вскакивали по приказанию начальника, прыгали, держа мере в поднятой правой руке, с одной ноги на другую, и затем, потрясая оружием, подпрыгивали кверху и издавали звуки в виде песен с коротким тактом. Перед фронтом плясали старые женщины, осыпанные красной землёю. Затем самые знаменитые воины выскакивали впереди остальных и бранными словами вызывали своих противников. «Вы — пожиратели бананов из Мануно», слышал Причард на Самоа, «пусть Мозос свернёт вам глотку!» «А вы — пожиратели кокосовых орехов из Оапы, пусть будут вырваны и сожжены ваши языки!» «Здесь моя палица, чтобы перебить свиней из Савайи. Где свинья из Савайи, которая ищет верной смерти?» «Изжарь этого короля атуа, который должен умереть от моего копья!» «Смотри, вот ружьё, поедающее людей!» «Где это грязное стадо, которое называет себя людьми?» Наконец, обе стороны, полные ярости, бросались друг на друга, и происходило несколько отдельных стычек; вскоре выяснялось решение, так как падение или победа выдающегося воина располагала к наступлению или к бегству. Беглецы редко могли сосредоточиваться; повернув однажды спину, каждый бежал ради спасения своей жизни. После преследования, победители возвращались на поле битвы и отмечали копьями места, где пали воины. Маорисы справлялись прежде всего — были ли сжаты у них кулаки, так как это означало, что они пали победителями. Своих раненых они уносили с собой. Затем
