65.000 невольниковъ, то это означаетъ, что около 100 тысячъ было отрываемо отъ своей родины, если присоединить къ нимъ бѣглыхъ и брошенныхъ на пути.
Близко стоятъ къ рабамъ презираемыя и обездоленныя части населенія, рѣзко обособленные низшіе слои господствующаго народа. Ихъ заключаетъ въ себѣ почти каждый народъ Азіи и Африки, подвигающійся къ болѣе высокому развитію. Такъ какъ не всегда существуютъ этническія различія, то соціальное различіе поддерживается тѣмъ сильнѣе и часто ведетъ къ обособленіямъ среди этихъ низшихъ классовъ. Въ южной Аравіи въ однихъ мѣстахъ различаютъ четыре, а въ другихъ два класса паріевъ, изъ которыхъ одни находятся въ такомъ низкомъ положеніи, благодаря рожденію, и другіе—благодаря своимъ занятіямъ, считающимся нечистыми. Кастовыя раздѣленія Индіи выказываютъ тѣ же различія, такъ какъ въ низшихъ кастахъ мы находимъ однихъ, приниженныхъ своимъ происхожденіемъ, а другихъ—своей профессіей. Тѣ и другіе соединены въ нашихъ цыганахъ, въ іетахъ Японіи и др. Любопытное и въ то же время печальное зрѣлище представляютъ въ Сѣверной Америкѣ многочисленные остатки индѣйскаго населенія, спустившіеся до такого-же уровня. Въ послѣднемъ случаѣ причиною приниженія является вторженіе чуждаго народа. Особою формой такого неравенства бываетъ подчиненіе цѣлыхъ народовъ власти завоевательной, хищной орды. Въ нѣкоторыхъ частяхъ Сахары арабы и тиббусы считаютъ извѣстные оазисы, вмѣстѣ съ ихъ обитателями, своею собственностью. Они появляются тамъ во время жатвы, чтобы получить съ нихъ дань, т. е., чтобы грабить и расхищать ихъ имущество, и въ промежуткахъ между своими появленіями предоставляютъ покореннымъ бѣдствовать и обработывать землю для своихъ притѣснителей. Съ теченіемъ времени изъ такого наслоенія можетъ образоваться ассимиляція, которой семья, въ качествѣ родственной группы, старается противодѣйствовать устраненіемъ „неравныхъ союзовъ“. Но это наслоеніе, при помощи экономическихъ мотивовъ и пространственнаго распространенія, можетъ повести къ прочному и рѣзкому раздѣленію, въ силу котораго, напримѣръ, охотники средне-африканскихъ лѣсовъ, такъ называемые пигмеи, являются особой „соціальной расой“, наряду съ своими сосѣдями земледѣльцами, которые властвуютъ надъ ними и охраняютъ ихъ.
Посредствомъ особаго племеннаго символа, возвышающагося до понятія покровительствующаго духа (тотемъ индѣйцевъ и атуа полинезійцевъ), племенное расчлененіе связывается съ областью сверхчувственнаго. Изъ племенъ Самоа получили отъ бога Пили Атуа—лопату, Аана—копье, Латуамазанга—махалку отъ мухъ и Монопо—рыболовную сѣть. Въ глазахъ боговъ кажутся особенно священными животныя, и по преимуществу—пресмыкающіяся, рыбы и птицы. Принадлежащій къ извѣстному племени татуируетъ этотъ знакъ на своемъ тѣлѣ въ качествѣ герба, который не только позволяетъ его узнавать и опредѣляетъ его принадлежность къ извѣстному племени, но въ то же время защищаетъ его, и именно поэтому пользуется почетомъ. У индѣйцевъ и австралійцевъ тотемъ оказываетъ вліяніе и на нареченіе имени. Уже Г. Форстеръ указываетъ, что у полинезійцевъ личныя имена часто заимствуются отъ животныхъ, и сравниваетъ этотъ обычай съ соотвѣтственнымъ обычаемъ сѣверо-американскихъ индѣйцевъ. Одинъ изъ начальниковъ племени на Таити назывался Оту—коршунъ, а одинъ на Маркизскихъ островахъ—Гону—черепаха. Почти несомнѣнно, что это—имена клановъ, которыя мы встрѣчаемъ и у племенъ африканскихъ народовъ—бечуановъ, ашантіевъ и др. Отношеніе къ племенному символу бываетъ весьма различнымъ: то къ нему чувствуютъ страхъ, то его почитаютъ и щадятъ. У нѣкоторыхъ племенъ оскорбленіе племеннаго символа наказывается смертью. Но на Аврорѣ (одномъ изъ Банксовыхъ острововъ) одинъ изъ „веве“, гербомъ котораго служитъ каракатица,
65.000 невольников, то это означает, что около 100 тысяч было отрываемо от своей родины, если присоединить к ним беглых и брошенных на пути.
Близко стоят к рабам презираемые и обездоленные части населения, резко обособленные низшие слои господствующего народа. Их заключает в себе почти каждый народ Азии и Африки, подвигающийся к более высокому развитию. Так как не всегда существуют этнические различия, то социальное различие поддерживается тем сильнее и часто ведёт к обособлениям среди этих низших классов. В южной Аравии в одних местах различают четыре, а в других два класса париев, из которых одни находятся в таком низком положении, благодаря рождению, и другие — благодаря своим занятиям, считающимся нечистыми. Кастовые разделения Индии выказывают те же различия, так как в низших кастах мы находим одних, приниженных своим происхождением, а других — своей профессией. Те и другие соединены в наших цыганах, в йетах Японии и др. Любопытное и в то же время печальное зрелище представляют в Северной Америке многочисленные остатки индейского населения, спустившиеся до такого же уровня. В последнем случае причиною принижения является вторжение чуждого народа. Особою формой такого неравенства бывает подчинение целых народов власти завоевательной, хищной орды. В некоторых частях Сахары арабы и тиббусы считают известные оазисы, вместе с их обитателями, своею собственностью. Они появляются там во время жатвы, чтобы получить с них дань, т. е., чтобы грабить и расхищать их имущество, и в промежутках между своими появлениями предоставляют покорённым бедствовать и обрабатывать землю для своих притеснителей. С течением времени из такого наслоения может образоваться ассимиляция, которой семья, в качестве родственной группы, старается противодействовать устранением «неравных союзов». Но это наслоение, при помощи экономических мотивов и пространственного распространения, может повести к прочному и резкому разделению, в силу которого, например, охотники средне-африканских лесов, так называемые пигмеи, являются особой «социальной расой», наряду с своими соседями земледельцами, которые властвуют над ними и охраняют их.
Посредством особого племенного символа, возвышающегося до понятия покровительствующего духа (тотем индейцев и атуа полинезийцев), племенное расчленение связывается с областью сверхчувственного. Из племён Самоа получили от бога Пили Атуа — лопату, Аана — копьё, Латуамазанга — махалку от мух и Монопо — рыболовную сеть. В глазах богов кажутся особенно священными животные, и по преимуществу — пресмыкающиеся, рыбы и птицы. Принадлежащий к известному племени татуирует этот знак на своём теле в качестве герба, который не только позволяет его узнавать и определяет его принадлежность к известному племени, но в то же время защищает его, и именно поэтому пользуется почётом. У индейцев и австралийцев тотем оказывает влияние и на наречение имени. Уже Г. Форстер указывает, что у полинезийцев личные имена часто заимствуются от животных, и сравнивает этот обычай с соответственным обычаем северо-американских индейцев. Один из начальников племени на Таити назывался Оту — коршун, а один на Маркизских островах — Гону — черепаха. Почти несомненно, что это — имена кланов, которые мы встречаем и у племён африканских народов — бечуанов, ашантиев и др. Отношение к племенному символу бывает весьма различным: то к нему чувствуют страх, то его почитают и щадят. У некоторых племён оскорбление племенного символа наказывается смертью. Но на Авроре (одном из Банксовых островов) один из «веве», гербом которого служит каракатица,
