— Стой! кричитъ нашъ машинный мастеръ. Шесть марокъ? да я вѣдь получилъ только три марки! Мой капиталистъ клянется всѣми святыми, что стоимость моего двѣнадцатичасоваго труда равняется только тремъ маркамъ, и подымаетъ меня на смѣхъ, когда я требую шесть. Тутъ что-то не ладно!
Если мы прежде съ нашей стоимостью труда попали въ заколдованный кругъ, то теперь мы основательно запутались въ неразрѣшимомъ противорѣчіи. Мы отыскивали стоимость труда и нашли больше, чѣмъ намъ нужно. Для рабочаго стоимость двѣнадцатичасоваго труда равна тремъ маркамъ, для капиталиста — шести маркамъ, изъ которыхъ онъ три платитъ рабочему за работу, а остальныя три кладетъ себѣ въ карманъ. Трудъ имѣетъ, слѣдовательно, не одну стоимость, а двѣ, и притомъ, двѣ очень различныя стоимости!
Противорѣчіе становится еще нелѣпѣе, какъ только мы сводимъ стоимости, выраженныя въ деньгахъ, къ рабочему времени. Впродолженіе двѣнадцати часовъ труда создается новая стоимость въ шесть марокъ, — значитъ, впродолженіе шести часовъ создается новая стоимость въ три марки, — сумма, которую рабочій получаетъ за двѣнадцатичасовой трудъ. За двѣнадцатичасовой трудъ рабочій получаетъ взамѣнъ какъ равную стоимость продуктъ шестичасоваго труда. Итакъ, одно изъ двухъ: или трудъ имѣетъ двѣ стоимости, изъ которыхъ одна вдвое больше другой, или же двѣнадцать равняется шести! Въ обоихъ случаяхъ получается чистая нелѣпость.
Дѣлай тутъ, что хочешь, — изъ этого противорѣчія невозможно выпутаться, пока мы говоримъ о покупкѣ и продажѣ труда и о стоимости труда. Экономисты такъ-таки и не выпутались изъ него. Послѣдній отпрыскъ классической экономіи, школа Рикардо сошла со сцены, въ значительной степени, вслѣдствіе неразрѣшимости этого противорѣчія. Клас-
— Стой! кричит наш машинный мастер. Шесть марок? да я ведь получил только три марки! Мой капиталист клянется всеми святыми, что стоимость моего двенадцатичасового труда равняется только трем маркам, и подымает меня на смех, когда я требую шесть. Тут что-то не ладно!
Если мы прежде с нашей стоимостью труда попали в заколдованный круг, то теперь мы основательно запутались в неразрешимом противоречии. Мы отыскивали стоимость труда и нашли больше, чем нам нужно. Для рабочего стоимость двенадцатичасового труда равна трем маркам, для капиталиста — шести маркам, из которых он три платит рабочему за работу, а остальные три кладет себе в карман. Труд имеет, следовательно, не одну стоимость, а две, и притом, две очень различные стоимости!
Противоречие становится еще нелепее, как только мы сводим стоимости, выраженные в деньгах, к рабочему времени. В продолжение двенадцати часов труда создается новая стоимость в шесть марок, — значит, в продолжение шести часов создается новая стоимость в три марки, — сумма, которую рабочий получает за двенадцатичасовой труд. За двенадцатичасовой труд рабочий получает взамен как равную стоимость продукт шестичасового труда. Итак, одно из двух: или труд имеет две стоимости, из которых одна вдвое больше другой, или же двенадцать равняется шести! В обоих случаях получается чистая нелепость.
Делай тут, что хочешь, — из этого противоречия невозможно выпутаться, пока мы говорим о покупке и продаже труда и о стоимости труда. Экономисты так-таки и не выпутались из него. Последний отпрыск классической экономии, школа Рикардо сошла со сцены, в значительной степени, вследствие неразрешимости этого противоречия. Клас-
