звѣрь, раздраженный долгимъ плѣномъ, истерзанный вековыми муками, широко открылъ мстительную пасть и, торжествуя, реветъ злопамятно, злорадно.
Но — все подлое и скверное, что есть на землѣ, сдѣлано и дѣлается нами, и все прекрасное, разумное, къ чему стремимся мы, — въ насъ живетъ.
Вчерашній рабъ сегодня видитъ своего владыку поверженнымъ во прахъ, безсильнымъ, испуганнымъ, — зрѣлище величайшей радости для раба, пока еще не познавшаго радость, болѣе достойную человѣка, — радость быть свободнымъ отъ чувства вражды къ ближнему.
Но и эта радость будетъ познана, — не стоитъ жить, если невозможно вѣрить въ братство людей, жизнь безсмысленна, если нѣтъ увѣренности въ побѣдѣ любви.
Да, да, — мы живемъ по-горло въ крови и грязи, густыя тучи отвратительной пошлости окружаютъ насъ и ослѣпляютъ многихъ; да, порою кажется, что эта пошлость отравитъ, задушитъ всѣ прекрасныя мечты, рожденныя нами въ трудахъ и мученіяхъ, всѣ факелы, которые зажгли мы на пути къ возрожденію.
Но человѣкъ, все таки, — человѣкъ и, въ концѣ концовъ, побѣждаетъ только человѣческое, въ этомъ великій смыслъ жизни всего міра, иного смысла нѣтъ въ ней.
Можетъ быть, мы погибнемъ?
Лучше сгорѣть въ огнѣ революціи, чѣмъ медленно гнить въ помойной ямѣ монархіи, какъ мы гнили до февраля.
Мы, Русь, очевидно, пришли ко времени, когда всѣ наши люди, возбужденные до глубины души, должны смыть, сбросить съ себя вѣками накопленную грязь нашего быта, убить нашу славянскую лѣнь, пересмотрѣть всѣ навыки и привычки наши, всѣ оцѣнки явленій жизни, оцѣнки идей, человѣка, мы должны возбудить въ себѣ всѣ силы и способности и, наконецъ, войти въ общечеловѣческую работу устроенія планеты нашей, — новыми смѣлыми, талантливыми работниками.
зверь, раздражённый долгим пленом, истерзанный вековыми муками, широко открыл мстительную пасть и, торжествуя, ревёт злопамятно, злорадно.
Но — всё подлое и скверное, что есть на земле, сделано и делается нами, и всё прекрасное, разумное, к чему стремимся мы, — в нас живёт.
Вчерашний раб сегодня видит своего владыку поверженным во прах, бессильным, испуганным, — зрелище величайшей радости для раба, пока ещё не познавшего радость, более достойную человека, — радость быть свободным от чувства вражды к ближнему.
Но и эта радость будет познана, — не стоит жить, если невозможно верить в братство людей, жизнь бессмысленна, если нет уверенности в победе любви.
Да, да, — мы живём по горло в крови и грязи, густые тучи отвратительной пошлости окружают нас и ослепляют многих; да, порою кажется, что эта пошлость отравит, задушит все прекрасные мечты, рождённые нами в трудах и мучениях, все факелы, которые зажгли мы на пути к возрождению.
Но человек, всё-таки, — человек и, в конце концов, побеждает только человеческое, в этом великий смысл жизни всего мира, иного смысла нет в ней.
Может быть, мы погибнем?
Лучше сгореть в огне революции, чем медленно гнить в помойной яме монархии, как мы гнили до февраля.
Мы, Русь, очевидно, пришли ко времени, когда все наши люди, возбуждённые до глубины души, должны смыть, сбросить с себя веками накопленную грязь нашего быта, убить нашу славянскую лень, пересмотреть все навыки и привычки наши, все оценки явлений жизни, оценки идей, человека, мы должны возбудить в себе все силы и способности и, наконец, войти в общечеловеческую работу устроения планеты нашей, — новыми смелыми, талантливыми работниками.
