что каждый изъ нихъ все болѣе и болѣе расширяетъ, углубляетъ тупую, болѣзненную жестокость толпы.
Рабочій Костинъ попытался защитить избиваемыхъ, — его тоже убили. Нѣтъ сомнѣнія, что изобьютъ всякаго, кто решится протестовать противъ «самосуда» улицы.
Нужно ли говорить о томъ, что «самосуды» никого не устрашаютъ, что уличные грабежи и воровство становятся все нахальнѣе?
Но самое страшное и подлое въ томъ, что растетъ жестокость улицы, а вина за это будетъ возложена на голову рабочаго класса, вѣдь, неизбѣжно скажутъ, что «правительство рабочихъ распустило звѣриные инстинкты темной уличной массы». Никто не упомянетъ о томъ, какъ страшно болитъ сердце честнаго и сознательнаго рабочаго отъ всѣхъ этихъ «самосудовъ», отъ всего хаоса расхлябавшейся жизни.
Я не знаю, что можно предпринять для борьбы съ отвратительнымъ явленіемъ уличныхъ кровавыхъ расправъ, но народные комиссары должны немедля предпринять что-то очень рѣшительное. Вѣдь не могутъ же они не сознавать, что отвѣтственность за кровь, проливаемую озвѣрѣвшей улицей падаетъ и на нихъ, и на классъ, интересы котораго они пытаются осуществить. Эта кровь грязнитъ знамена пролетаріата, она пачкаетъ его честь, убиваетъ его соціальный идеализмъ.
Больше, чѣмъ кто-либо, рабочій понимаетъ, что воровство, грабежъ, корыстное убійство, все это глубокія язвы соціальнаго строя, онъ понимаетъ, что люди не родятся убійцами и ворами, — а дѣлаются ими. И какъ это само собою разумѣется, — сознательный рабочій долженъ съ особенной силой бороться противъ «самосуда» улицы надъ людьми, которыхъ нужда гонитъ къ преступленію противъ «священнаго института собственности».
что каждый из них всё более и более расширяет, углубляет тупую, болезненную жестокость толпы.
Рабочий Костин попытался защитить избиваемых, — его тоже убили. Нет сомнения, что изобьют всякого, кто решится протестовать против «самосуда» улицы.
Нужно ли говорить о том, что «самосуды» никого не устрашают, что уличные грабежи и воровство становятся всё нахальнее?
Но самое страшное и подлое в том, что растёт жестокость улицы, а вина за это будет возложена на голову рабочего класса, ведь, неизбежно скажут, что «правительство рабочих распустило звериные инстинкты тёмной уличной массы». Никто не упомянет о том, как страшно болит сердце честного и сознательного рабочего от всех этих «самосудов», от всего хаоса расхлябавшейся жизни.
Я не знаю, что можно предпринять для борьбы с отвратительным явлением уличных кровавых расправ, но народные комиссары должны немедля предпринять что-то очень решительное. Ведь не могут же они не сознавать, что ответственность за кровь, проливаемую озверевшей улицей падает и на них, и на класс, интересы которого они пытаются осуществить. Эта кровь грязнит знамёна пролетариата, она пачкает его честь, убивает его социальный идеализм.
Больше, чем кто-либо, рабочий понимает, что воровство, грабёж, корыстное убийство, всё это глубокие язвы социального строя, он понимает, что люди не родятся убийцами и ворами, — а делаются ими. И как это само собою разумеется, — сознательный рабочий должен с особенной силой бороться против «самосуда» улицы над людьми, которых нужда гонит к преступлению против «священного института собственности».
