Есть, конечно, люди, которые ходятъ «гоголемъ», напоминая цирковаго борца, успѣшно положившаго противника своего «на обѣ лопатки», — о этихъ людяхъ не стоитъ говорить. Но въ общемъ, въ массѣ — не замѣтно, чтобъ революція оживляла въ человѣкѣ это соціальное чувство. Человѣкъ оцѣнивается такъ же дешево, какъ и раньше. Навыки стараго быта не исчезаютъ. «Новое начальство» столь же грубо, какъ старое, только еще менѣе внѣшне благовоспитано. Орутъ и топаютъ ногами въ современныхъ участкахъ, какъ и прежде орали. И взятки хапаютъ, какъ прежніе чинуши хапали, и людей стадами загоняютъ въ тюрьмы. Все старенькое, скверненькое пока, не исчезаетъ.
Это плохой признакъ: онъ свидѣтельствуетъ о томъ, что совершилось только перемѣщеніе физической силы, но это перемѣщеніе не ускоряетъ роста силъ духовныхъ.
А смыслъ жизни и оправданіе всѣхъ мерзостей ея только въ развитіи всѣхъ духовныхъ силъ и способностей нашихъ.
«Объ этомъ — преждевременно говорить, сначала мы должны взять въ свои руки власть».
Нѣтъ яда, болѣе подлаго, чѣмъ власть надъ людьми; мы должны помнить это, дабы власть не отравила насъ, превративъ въ людоѣдовъ еще болѣе мерзкихъ, чѣмъ тѣ, противъ которыхъ мы всю жизнь боролись.
Есть, конечно, люди, которые ходят «гоголем», напоминая циркового борца, успешно положившего противника своего «на обе лопатки», — об этих людях не стоит говорить. Но в общем, в массе — не заметно, чтоб революция оживляла в человеке это социальное чувство. Человек оценивается так же дёшево, как и раньше. Навыки старого быта не исчезают. «Новое начальство» столь же грубо, как старое, только ещё менее внешне благовоспитанно. Орут и топают ногами в современных участках, как и прежде орали. И взятки хапают, как прежние чинуши хапали, и людей стадами загоняют в тюрьмы. Всё старенькое, скверненькое пока, не исчезает.
Это плохой признак: он свидетельствует о том, что совершилось только перемещение физической силы, но это перемещение не ускоряет роста сил духовных.
А смысл жизни и оправдание всех мерзостей её только в развитии всех духовных сил и способностей наших.
«Об этом — преждевременно говорить, сначала мы должны взять в свои руки власть».
Нет яда, более подлого, чем власть над людьми; мы должны помнить это, дабы власть не отравила нас, превратив в людоедов ещё более мерзких, чем те, против которых мы всю жизнь боролись.
Стоитъ на берегу Фонтанки небольшая кучка обывателей и, глядя вдаль, на мостъ, запруженный черной толпою, разсуждаетъ спокойно, равнодушно:
— Воровъ топятъ.
— Много поймали?
— Говорятъ — трехъ.
— Одного, молоденькаго, забили.
— До смерти?
Стоит на берегу Фонтанки небольшая кучка обывателей и, глядя вдаль, на мост, запруженный чёрной толпою, рассуждает спокойно, равнодушно:
— Воров топят.
— Много поймали?
— Говорят — трёх.
— Одного, молоденького, забили.
— До смерти?
