И я увѣренъ, что если бъ та часть интеллигенціи, которая убоясь отвѣтственности, избѣгая опасностей, попряталась гдѣ-то и бездѣльничаетъ, услаждаясь критикой происходящаго, если бъ эта интеллигенція съ первыхъ же дней свободы, попыталась ввести въ хаосъ возбужденныхъ инстинктовъ иныя начала, попробовала возбудить чувства иного порядка, — мы всѣ не пережили бы множества тѣхъ гадостей, которыя переживаемъ. Если революція не способна тотчасъ же развить въ стране напряженное культурное строительство, — тогда, съ моей точки зрѣнія, революція безплодна, не имѣетъ смысла, а мы — народъ неспособный къ жизни.
Прочитавъ вышеизложенное различные безстыдники конечно не преминутъ радостно завопить:
— А о роли ленинцевъ въ событіяхъ 4 іюля — ни слова не сказано, ага! Вотъ оно гдѣ, лицемѣріе!
Я — не сыщикъ, я не знаю кто изъ людей наиболѣе повиненъ въ мерзостной драмѣ. Я не намѣренъ оправдывать авантюристовъ, мнѣ ненавистны и противны люди, возбуждающіе темные инстинкты массъ, какіе бы имена эти люди не носили и какъ бы не были солидны въ прошломъ ихъ заслуги предъ Россіей. Я думаю, что иностранная провокація событій 4 іюля — дѣло возможное, но я долженъ сказать, что и злая радость, обнаруженная нѣкоторыми людьми послѣ событій 4-го — тоже крайне подозрительна. Есть люди, которые такъ много говорятъ о свободѣ, о революціи и о своей любви къ нимъ, что рѣчи ихъ часто напоминаютъ сладкія рѣчи купцовъ, желающихъ продать товаръ возможно выгоднѣе.
Однако главнѣйшимъ возбудителемъ драмы я считаю не «ленинцевъ», не нѣмцевъ, не провокаторовъ и темныхъ контръ-революціонеровъ, а — болѣе злого, болѣе сильнаго врага — тяжкую россійскую глупость.
Въ драмѣ 4-го іюля больше всѣхъ другихъ силъ, создавшихъ драму, виновата именно наша глупость, назовите
И я уверен, что если б та часть интеллигенции, которая убоясь ответственности, избегая опасностей, попряталась где-то и бездельничает, услаждаясь критикой происходящего, если б эта интеллигенция с первых же дней свободы, попыталась ввести в хаос возбуждённых инстинктов иные начала, попробовала возбудить чувства иного порядка, — мы все не пережили бы множества тех гадостей, которые переживаем. Если революция не способна тотчас же развить в стране напряжённое культурное строительство, — тогда, с моей точки зрения, революция бесплодна, не имеет смысла, а мы — народ неспособный к жизни.
Прочитав вышеизложенное, различные бесстыдники конечно не преминут радостно завопить:
— А о роли ленинцев в событиях 4 июля — ни слова не сказано, ага! Вот оно где, лицемерие!
Я — не сыщик, я не знаю кто из людей наиболее повинен в мерзостной драме. Я не намерен оправдывать авантюристов, мне ненавистны и противны люди, возбуждающие тёмные инстинкты масс, какие бы имена эти люди не носили и как бы не были солидны в прошлом их заслуги пред Россией. Я думаю, что иностранная провокация событий 4 июля — дело возможное, но я должен сказать, что и злая радость, обнаруженная некоторыми людьми после событий 4-го — тоже крайне подозрительна. Есть люди, которые так много говорят о свободе, о революции и о своей любви к ним, что речи их часто напоминают сладкие речи купцов, желающих продать товар возможно выгоднее.
Однако главнейшим возбудителем драмы я считаю не «ленинцев», не немцев, не провокаторов и тёмных контрреволюционеров, а — более злого, более сильного врага — тяжкую российскую глупость.
В драме 4 июля больше всех других сил, создавших драму, виновата именно наша глупость, назовите
