Страница:М. Горькій. Революція и культура (1918).djvu/53

Эта страница была вычитана


Я не смогъ уловить, что именно вызвало панику и заставило солдатъ стрѣлять въ пятый домъ отъ угла Литейнаго по Невскому, — они начали палить по окнамъ и колоннамъ дома не цѣлясь, съ лихорадочной торопливостью людей, которые боятся, что вотъ сейчасъ у нихъ отнимутъ ружья. Стрѣляло человѣкъ десять, не болѣе, а остальные, побросавъ винтовки и знамена на мостовую, начали вмѣстѣ съ публикой ломиться во всѣ двери и окна, выбивая стекла, ломая двери, образуя на тротуарѣ кучи мяса, обезумѣвшаго отъ страха.

По мостовой, среди разбросанныхъ винтовокъ бѣгала дѣвочка подростокъ и кричала:

— Да это свои стрѣляютъ, свои же!

Я поставилъ ее за столбъ трамвая, она возмущенно сказала:

— Кричите, что свои…

Но всѣ уже исчезли, убѣжавъ на Литейный, Владимірскій, забившись въ проломанныя ими щели, а на мостовой валяются винтовки, шляпы, фуражки, и грязные торцы покрыты красными полотнищами знаменъ.

Я не впервые видѣлъ панику толпы, это всегда противно, но — никогда не испытывалъ я такого удручающаго, убійственнаго впечатлѣнія.

Вотъ это и есть тотъ самый «свободный», русскій народъ, который за часъ передъ тѣмъ, какъ испугаться самого себя, «отрекался отъ стараго міра» и отрясалъ «его прахъ» съ ногъ своихъ? Это солдаты революціонной арміи разбѣжались отъ своихъ же пуль, побросавъ винтовки и прижимаясь къ тротуару?

Этотъ народъ долженъ много потрудиться для того, чтобы пріобрѣсти сознаніе своей личности, своего человѣческаго достоинства, этотъ народъ долженъ быть прокаленъ и очищенъ отъ рабства, вкормленнаго въ немъ, медленнымъ огнемъ культуры.

Опять культура? Да, снова культура. И не знаю ничего иного, что можетъ спасти нашу страну отъ гибели.

Тот же текст в современной орфографии


Я не смог уловить, что именно вызвало панику и заставило солдат стрелять в пятый дом от угла Литейного по Невскому, — они начали палить по окнам и колоннам дома не целясь, с лихорадочной торопливостью людей, которые боятся, что вот сейчас у них отнимут ружья. Стреляло человек десять, не более, а остальные, побросав винтовки и знамёна на мостовую, начали вместе с публикой ломиться во все двери и окна, выбивая стекла, ломая двери, образуя на тротуаре кучи мяса, обезумевшего от страха.

По мостовой, среди разбросанных винтовок бегала девочка-подросток и кричала:

— Да это свои стреляют, свои же!

Я поставил её за столб трамвая, она возмущённо сказала:

— Кричите, что свои…

Но все уже исчезли, убежав на Литейный, Владимирский, забившись в проломанные ими щели, а на мостовой валяются винтовки, шляпы, фуражки, и грязные торцы покрыты красными полотнищами знамён.

Я не впервые видел панику толпы, это всегда противно, но — никогда не испытывал я такого удручающего, убийственного впечатления.

Вот это и есть тот самый «свободный», русский народ, который за час перед тем, как испугаться самого себя, «отрекался от старого мира» и отрясал «его прах» с ног своих? Это солдаты революционной армии разбежались от своих же пуль, побросав винтовки и прижимаясь к тротуару?

Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть прокалён и очищен от рабства, вкормленного в нём, медленным огнём культуры.

Опять культура? Да, снова культура. И не знаю ничего иного, что может спасти нашу страну от гибели.