слѣдствіи не цѣнить себя и другихъ по этому внѣшнему изяществу, создаваемому портнымъ или модисткою, если ихъ родители такъ рано пріучили ихъ къ этому.
Маленькій народъ пріучаютъ къ лжи, разнымъ экивокамъ и извиненіямъ, мало чѣмъ отличающимся отъ лжи, когда это нужно родителямъ или воспитателямъ. И можно ли надѣяться, что тотъ, кто видитъ, какъ допускается и даже одобряется нарушеніе истины, когда это дѣлается въ интересахъ распоряжающихся имъ, не воспользуется при случаѣ той же привилегіей и въ своемъ собственномъ интересѣ?
Только бѣдность не позволяетъ людямъ недостаточнаго состоянія доводить своихъ дѣтей до невоздержности, пичкая ихъ разными кушаньями или заставляя пить и ѣсть сверхъ необходимости: ибо разъ они въ состояніи удовлетворить свои желанія, они сейчасъ же доказываютъ своимъ примѣромъ, что соблюдаютъ воздержаніе отнюдь не вслѣдствіе отвращенія къ пьянству или обжорству, а единственно въ силу нужды. Если же заглянуть въ дома тѣхъ, которые пользуются большимъ довольствомъ, то найдешь, что на ѣду и питье тамъ смотрятъ какъ на главное дѣло и счастье жизни и считаютъ небрежностью по отношенью къ дѣтямъ, если послѣднія не получаютъ своей доли изъ этого счастья. Имъ даютъ соуса, рагу, разное мясо со всевозможными приправами, чтобы возбудить ихъ аппетитъ, когда у нихъ и безъ того полонъ желудокъ; а затѣмъ изъ страха обременить его, какъ не дать стаканъ вина, чтобы помочь пищеваренію, хотя на самомъ дѣлѣ это прибавляетъ только новую невоздержность.
Ребенокъ нездоровъ; первый вопросъ, который ему дѣлаютъ: „чего хочешь покушать, дружокъ? чего дать тебѣ?“ И вотъ его заставляютъ ѣсть и пить, и всѣ въ домѣ ломаютъ себѣ головы надъ тѣмъ, чего бы такого дать ему, что было бы достаточно вкусно и тонко, такъ чтобы могло преодолѣть естественное отсутствіе аппетита, столь мудро посылаемое природой при началѣ каждой болѣзни какъ препятствіе ея развитію; ибо природа, избавляемая такимъ обра-
