нельзя признать неподдающимся болѣе кроткимъ мѣрамъ до тѣхъ поръ, пока онѣ всѣ не испробованы на немъ; вотъ если онѣ не въ силахъ возбудить его стараній и заставить его дѣлать то, что онъ можетъ сдѣлать, то, разумѣется, для такого упрямца не можетъ уже быть извиненій: тѣлесное наказаніе остается для него единственнымъ средствомъ; однако это средство слѣдуетъ примѣнять совершенно иначе, чѣмъ это дѣлается обыкновенно. Мальчишку, который умышленно пренебрегаетъ своими уроками или упорно отказывается сдѣлать то, что въ его силахъ, несмотря на положительное и серьезное приказаніе отца, не исправишь двумя или тремя ударами, прибѣгая къ такому же наказанію при всякомъ подобномъ проступкѣ. Разъ упорство дошло до того, что его нельзя искоренить ничѣмъ, кромѣ побоевъ, то наказаніе слѣдуетъ производить нѣсколько спокойнѣе и въ то же время строже, при чемъ сѣченье (поперемѣнно съ увѣщаніями) слѣдуетъ продолжать до тѣхъ поръ, пока на лицѣ ребенка, въ его голосѣ и покорности не будетъ читаться, что производимое наказаніемъ впечатлѣніе происходитъ не столько отъ боли, сколько отъ раскаянія въ проступкѣ. Если же и подобная исправительная мѣра, повторяемая въ короткіе промежутки времени и доведенная до высшей строгости, съ явнымъ выраженіемъ неудовольствія отца во все это время, не оказываетъ никакого дѣйствія, не измѣняетъ наклонностей ребенка и не кладетъ основъ для будущаго послушанія, то чего же ожидать отъ побоевъ и для какой цѣли прибѣгать къ нимъ? Побои, разъ отъ нихъ не ожидается никакой пользы, похожи скорѣе на дѣйствія бѣшенаго и неистоваго врага, чѣмъ благожелательнаго друга: они только ожесточаютъ виновнаго, не внушая ему никакого желанія исправиться. Если какой-нибудь отецъ имѣетъ несчастіе обладать такимъ испорченнымъ и упрямымъ сыномъ, то я ужъ, право, не знаю, что ему остается дѣлать съ нимъ—развѣ только молиться за него. Однако, я думаю, что, если бы вести дѣтей съ самаго начала какъ слѣдуетъ, то такихъ испорченныхъ натуръ, оказалось бы очень немного; а если бы таковыя и оказались
