было употреблять въ перепискѣ самое имя „секретнаго арестанта“, т.-е. Селиванова, а предписано было называть его не иначе, какъ „старикомъ, начальникомъ секты скопцовъ“. Находящееся въ монастырскомъ архивѣ дѣло о Селивановѣ озаглавлено такъ: „Секретное дѣло о старикѣ, начальникѣ секты скопцовъ, по имени неизвѣстномъ, присланномъ при отношеніи графа Кочубея 17 іюля 1820 года“.
Однако, всѣ эти мѣры, какъ можно видѣть изъ подлиннаго дѣла, совсѣмъ не достигли своей цѣли: о заточеніи Селиванова въ Суздальскомъ монастырѣ вскорѣ же узнали его послѣдователи, а затѣмъ и всѣ интересовавшіеся его судьбой. Точно такъ же не помогли и всѣ строгости надзора и караула: сидя въ одиночномъ заключеніи, Селивановъ сумѣлъ войти въ сношеніе съ своими сторонниками.
Царившій въ то время графъ Аракчеевъ являлся большимъ сторонникомъ системы монастырскихъ заточеній, поэтому во все время его могущества ссылка въ монастыри, такъ называемыхъ, „религіозныхъ преступниковъ“ примѣнялась въ широкихъ размѣрахъ, несмотря на мягкое и гуманное отношеніе Александра I. Между прочимъ, подъ вліяніемъ жестокаго временщика, были заточены въ монастыри извѣстные мистики того времени, помѣщики Рязанской губерніи: А. П. Дубовицкій и Л. М. Гагинъ — первый въ Кирилло-Бѣлозерскій, а второй — въ Валаамовъ монастырь[1].
Въ тридцатыхъ годахъ сторонникомъ той же системы наказанія за религіозные проступки и испра-
- ↑ Н. Ф. Дубровинъ: „Наши мистики“, „Русская Старина“, 1895—96 г.
