Да, это составляет теперь существенную необходимость для Германии. После долгого, долгого политического унижения она вдруг стала могущественнейшей державою на континенте Европы. Может-ли она терпеть, чтобы рядом, так сказать у самого ее носа, стояла держава вполне от нее независимая, ею еще не побежденная и смеющая равняться с нею, говорим мы, как с равною! И какая еще держава, русская, т. е. самая ненавистная!
Мы думаем, что мало русских, которые не знали бы до какой степени немцы, все немцы, а главным образом немецкие буржуазы, и под их влиянием, увы! и сам немецкий народ ненавидят Россию. Они ненавидят и ненавидели французов, но эта ненависть ничто в сравнении с тою, которую они питают против России. Эта ненависть составляет одну из сильнейших национальных немецких страстей.
Каким образом создалась эта обще-национальная страсть? Начало ее было довольно почтенно. Это был протест, все-таки несравненно более гуманный, хотя и немецкий, цивилизации против нашего татарского варварства. Потом, а именно в двадцатых годах, она приняла характер протеста более определенного политического либерализма против политического деспотизма. Известно, что в двадцатых годах немцы не не шутку называли себя либералами и верили в свой либерализм. Они ненавидели Россию, как представительницу деспотизма. Правда, что, если-бы, они могли и хотели быть справедливы, они должны были-бы, по крайней мере, разделить эту ненависть поровну между Россией, Пруссией и Австрией. Но это было-бы противно их патриотизму, и потому они возложили всю ответственность за политику Священного Союза на Россию.
В начале тридцатых годов польская революция возбудила живейшую симпатию в целой Германии, и кровавое усмирение ее усилило негодование немецких либералов против России. Все это было весьма
