не могутъ, нужно прежде всего опредѣлить свое отношенiе къ „прогрессивному блоку“ и къ его программѣ.
Но это какъ раз и было то, чего правительство не хотѣло. Сессiя Думы открылась безъ всякаго соглашенiя между большинствомъ и правительствомъ. Первое выступленiе Штюрмера съ невнятной, никому не слышной и никого неинтересовавшей рѣчью было и его окончательнымъ политическимъ проваломъ. Единственный планъ примиренiя съ Думой, выдвинутый бывшимъ церемонiймейстеромъ, — устройство раута у премьера — провалился еще раньше этого выступленiя: Штюрмеру дали знать, что къ нему не пойдутъ. А другихъ политическихъ средствъ въ распоряженiи этихъ людей не имѣлось. Единственное, что могло подѣйствовать, — ихъ уходъ — конечно, не входило въ ихъ виды. Штюрмеръ не ушел; он остался. Но онъ сократилъ до минимума свои отношенiя съ Государственной Думой. Обѣ стороны засѣли въ своихъ окопахъ и перешли къ позицiонной войнѣ.
Въ роли политическаго протагониста фигурировалъ нѣкоторое время ставленникъ союза русскаго народа, А. Н. Хвостовъ, рѣчистый и шумный депутатъ, не лишенный житейской ловкости и проявившiй вкусъ къ демагогiи. Но и эта политическая карьера скоро померкла; Хвостовъ сдѣлался жертвой не своего политического курса — за это не оставляли, — а той неловкости, съ которой онъ исполнялъ придворныя порученiя. Посылка имъ извѣстнаго проходимца, Манасевича-Мануилова, въ Христианiю къ Илiодору для покупки рукописи его книги, содержавшей скандальныя разоблаченiя объ отношенiи Распутина къ царской семьѣ, кончилась неудачей. Зато стала извѣстна посылка имъ туда же другого проходимца, нѣкоего газетнаго сотрудника Ржевскаго, предлагавшего Илiодору устроить убiйство Распутина. Илiодоръ испугался появленiя темныхъ людей въ своей близости и бѣжал отъ русскихъ агентовъ въ Америку, гдѣ и издалъ свою книгу. А о продѣлкѣ со Ржевскимъ стало извѣстно, когда министръ поссорился со своимъ товарищемъ, опытнымъ полицейскимъ Бѣлецкимъ, и когда оба стали наперерывъ обличать другъ друга печатно въ прикосновенности къ миссiи Ржевскаго. Вотъ та „политика“, которая теперь велась въ Россiи ея руководящими кругами, возбуждая негодованiе во всѣхъ остальныхъ.
Съ уходом Горемыкина и Хвостова министерскiя назначения все болѣе теряли политическое значенiе въ широкомъ смыслѣ.
