обстоятельство, что среди людей, принадлежащих к этим нациям, альтруизм выражается в особенном виде — привязанностью к семейству.
Наоборот, на этом плане сравнительно редко можно встретить индусов и буддистов, так как их религиозные чувства составляют до некоторой степени часть их повседневной жизни и потому дают им доступ на уровень более высокий.
Рассмотренные нами случаи могли бы, само собою разумеется, варьироваться до бесконечности. Различные степени преуспеяния различались бы по соответственной степени лучезарности, что же касается приобретённых качеств, то они бы различались между собою цветами и оттенками.
Здесь любящие друг друга, унесённые смертью во время самого расцвета полной силы своей привязанности, всегда заняты, не обращая внимания на всех прочих, одним только любимым существом.
Там — существа, едва только вышедшие из дикого состояния, например, малаец — человек очень малоразвитый (находящийся ещё в той стадии, которую мы технически назвали бы стадией низшего питрис третьего класса), которому его любовь к дочери позволила вкусить начала небесной жизни.
Во всех приведённых примерах достижение небесного мира явилось плодом зарождающейся привязанности и альтруизма. Вне этих чувств ничто в рассматривавшихся нами жизнях не могло получить себе выражения на плане деваканическом. В большей части приведённых случаев изображения любимых существ были далеки от совершенства, и поэтому истинные «я» или души любимых особ могли выразиться в этих формах только отчасти и во всяком случае гораздо более совершенно и удовлетворительно, чем в жизни физической.
На земле мы видим только часть нашего друга; мы знаем только те его стороны, которые нас привлекали; и действительно, прочие стороны его характера для нас не существуют. Быть к нему привязанным, узнавать его — для нас здесь является очень часто самым редким благом, но эта интимность, это знание может быть только очень несовершенно.
Даже в исключительных случаях, когда мы полагаем, что знаем человека вполне, тело и душу его, мы не можем знать в нём ничего, кроме части, проявляющейся в настоящем воплощении, на низших планах, и в его истинном «я» остаются такие глубины, которые от нас совершенно ускользают.
Если бы нам было возможно благодаря прямому и совершенному зрению ментального плана увидеть в первый раз нашего друга во всей его полноте, когда мы его встретим здесь после смерти, возможно, что мы его и не узнали бы. Конечно, он не походил бы ни в чём на любимое нами существо, которое, как мы воображаем себе, будто бы знаем.
Нужно сказать, что живая привязанность, которая одна только может обеспечить присутствие одного человека в небесной жизни другого, представляет на этих высоких планах значительную силу, которая восходит до души любимого существа и вызывает ответ. Точность этого ответа и воодушевляющие его жизненность и энергия зависят, естественно,
