дѣленія всего болѣе встрѣчаются въ геометріи, такъ какъ здѣсь главную роль играетъ конструктивное воображеніе. У Эвклида, напримѣръ, очень много синтетическихъ опредѣленій. Равно онѣ имѣютъ также мѣсто въ физикѣ, въ психологіи, въ эстетикѣ и во всѣхъ тѣхъ наукахъ, которыя имѣютъ дѣло съ явленіями, а не съ вещами.
Итакъ мы видимъ, что оба опредѣленія фигуры у Платона совершенно тожественны по своей логической формѣ и хотя не суть дѣйствительно "хорошія* опредѣленія, но признаны логикою какъ неизбѣжные способы уясненія нашихъ представленій. Что же касается до мнѣнія прежней критики, что первое опредѣленіе фигуры ложно и что ложность его состоитъ въ такъ называемомъ petitio principii, то ясно, что такое воззрѣніе критики неправильно. Критика была введена въ это заблужденіе самимъ Платономъ, который ниже (79. D.) говоритъ, что недостатокъ его опредѣленія состоитъ въ томъ, что онъ воспользовался для него такимъ понятіемъ, которое само еще только ищется, т.-е. понятіемъ цвѣта. Это напомнило критикѣ ту узурпацію понятій, которая называется въ логикѣ petitio principii. Но Платонъ, который вовсе и не зналъ о petitio principii, какъ опредѣляется этотъ недостатокъ Формальнаго мышленія въ нашихъ логикахъ послѣ Аристотеля, объяснилъ свое первое опредѣленіе Фигуры какъ узурпацію понятій только потому, что вмѣстѣ съ вопросомъ, что такое Фигура, въ данномъ случаѣ спрашивалось также, что такое цвѣтъ. Опредѣленіе цвѣта въ его мышленіи стояло на очереди за опредѣленіемъ фигуры, потому онъ и утверждаетъ, что опредѣляя Фигуру при помощи цвѣта, онъ пользовался понятіемъ, которое само ищется имъ и въ которомъ они (разговаривающіе) еще не согласились — μήπω ώμολογημενων. По смыслу своему, замѣчаніе это совершенно тожественно съ указаннымъ выше замѣчаніемъ Менона, что данное опредѣленіе фигуры наивно, ибо что придется говорить, когда потребуется опредѣлить еще цвѣтъ. Абсолютно же понятіе цвѣта безъ сомнѣнія можетъ служить для опредѣленія или для объясненія другаго, и вообще логика вовсе не
деления всего более встречаются в геометрии, так как здесь главную роль играет конструктивное воображение. У Эвклида, например, очень много синтетических определений. Равно они имеют также место в физике, в психологии, в эстетике и во всех тех науках, которые имеют дело с явлениями, а не с вещами.
Итак мы видим, что оба определения фигуры у Платона совершенно тожественны по своей логической форме и хотя не суть действительно "хорошие* определения, но признаны логикою как неизбежные способы уяснения наших представлений. Что же касается до мнения прежней критики, что первое определение фигуры ложно и что ложность его состоит в так называемом petitio principii, то ясно, что такое воззрение критики неправильно. Критика была введена в это заблуждение самим Платоном, который ниже (79. D.) говорит, что недостаток его определения состоит в том, что он воспользовался для него таким понятием, которое само еще только ищется, т. е. понятием цвета. Это напомнило критике ту узурпацию понятий, которая называется в логике petitio principii. Но Платон, который вовсе и не знал о petitio principii, как определяется этот недостаток Формального мышления в наших логиках после Аристотеля, объяснил свое первое определение Фигуры как узурпацию понятий только потому, что вместе с вопросом, что такое Фигура, в данном случае спрашивалось также, что такое цвет. Определение цвета в его мышлении стояло на очереди за определением фигуры, потому он и утверждает, что определяя Фигуру при помощи цвета, он пользовался понятием, которое само ищется им и в котором они (разговаривающие) еще не согласились — μήπω ώμολογημενων. По смыслу своему, замечание это совершенно тожественно с указанным выше замечанием Менона, что данное определение фигуры наивно, ибо что придется говорить, когда потребуется определить еще цвет. Абсолютно же понятие цвета без сомнения может служить для определения или для объяснения другого, и вообще логика вовсе не
