Тогда я сознался. Он отвел меня от народа и передал записку секретно, чтобы люди не видели и говорит:
— Иван Веригин велит итти к тюрьме, стучать в дверь и сказать, что я, Андросов, имею дело с Веригиным.
В записке было написано:
„Говори смотрителю, что отец Ивана Веригина послал меня из Карской области насчет денег и я должен лично с ним поговорить“, это говорилось о тех деньгах, которые он должен был получить с другого лица и прислать отцу. Об этом был известен смотритель. Я так и поступил. Пошел к тюръме, стал стучать в дверь, вышел надзиратель. Спросил:
— Что тебе нужно?
Я сказал:
— Мне нужно Ивана Веригина видеть.
— Разве ты не знаешь, что вас не то, что видаться, но и к тюрьме близко не пускают. Уходи, а то я тебе шею наколочу, — сказал он и прогнал меня.
Сам он вернулся, замкнул ворота и ушел. Я опять подошел под ворота и начал стучать. Долго стучал, смотрю в щелку — идет ключник к воротам с разъяренным лицом. Я отошел от ворот дальше. Он как отворил двери и увидал меня, то бросился ко мне, как оглашенный, я стал утикать. Он гнался за мной сажень сто, но не догнал; потом стал бросать камнями, но тоже не удалось ему попасть; вернулся назад, ругается и говорит:
— Если еще будешь стучать в ворота, убью из револьвера.
Я опять помаленьку иду за его следом к тюрьме. Он остановится и грозит мне и я остановлюсь, а как он пойдет, я тоже иду за ним. Он вошел во двор. Я подошел, саженях в двадцати от дверей остановился и стою, а к дверям боюсь подходить. Постоял немного, отворилась дверь и надзиратель закричал:
— Кто здесь Андросов? Пусть заходит.
Я пошел. Он меня пропустил в ворота и замкнул. Осмотрел меня, у меня был в кармане нож — отобрал его, потом повел меня в тюрьму. Вошли в тюремный двор. Иван Веригин стоит на дворе, вокруг его надзиратели и смотритель. Как увидел меня смотритель, спросил:
— Это Андросов?
— Да, — сказал Веригин.
Остальные все из тюрьмы глядели в окна. Я подошел к Веригину, поцеловал его и стал от родителей ему передавать привет со слезами. Он стал о них распрашивать и говорил, что жаль стариков, они ведь остались в таких преклонных летах одни. А тут и деньги ни как не выкрутишь. Тут же он поблаго-
