меня кандалы. Пришел слесарь с молотком, наковальней и зубрилом, разрубил заклепки в кандалах и снял их с ног. Когда кандалы были сняты с моих ног, я почувствовал как-будто бы большая ноша свалилась с меня и чувство душевной радости явилось, но со страхом и недоверием. Вопросы внутренние: неужели я буду свободен и за мной не будет ходить солдат с ружьем, готовый при малейшем сопротивлении его воле пронзить штыком или убить на повал пулей; и неужели за мной не будет ходить надзиратель с ключами и с саблей и зорко наблюдать за каждым движением во время прогулки, во дворе или идя во двор для естественной надобности — он всегда идет сзади, гремит ключами; возвращаясь в камеру он крепко притворяет двери и запирает на замок и опять в отверстие двери с суровым видом наблюдает за каждым движением арестантов! А самое опасное в тюремной жизни — это, чтобы не впасть в подозрение арестантов, выдавать их секреты — фабрикация кредитиых билетов, подкопы! Если они заметят, что между ними есть арестант, который может выдать их секрет, то такого человека жизнь находится на волоске. Вот все эти вопросы волновали душу: неужели я буду свободен от всего этого? Из канцелярии пошел в камеру; там переоделся в свою одежду, которую мне дали в Тифлисе. Казенные вещи, т. е. халат и две пары рубах, шапку и портянки отобрали у меня. После сдачи вещей меня надзиратель повел в полицейское правление; там расспросили меня: кто я, имя, отчество, фамилию, холост или женат, какой веры и проч. — все это записали и потом сказали: «теперь ты свободен, только без спроса не отлучайся!»
Из полиции я вышел на улицу, не веря самому себе, что я свободен, осматривался по сторонам и назад; никого возле меня нет — ни надзирателя с ключами, ни солдата с ружьем. Тогда я убедился, что я свободен, сердечно благодарил Господа, что он дал мне силу перенести такое испытание и дал здоровье. Радости кажется, не было бы конца! Далее пошел по улице; многих людей встречал, но знакомых никого нет и даже очень редко кто из них понимает по-русски говорить. Тут же моя радость опять обратилась в печаль, именно от того, что очутился одинокий в совершенно незнакомой стране и между чужим народом, но эта печаль не долго продолжалась; я вспомнил, что у меня в Тифлисе есть мои близкие друзья: Василий Ник. Иванов — он служил депозитором в Библейском обществе. С ним я проводил часто радостно время в Харькове в первые дни моего обращения — и теперь я имел возможность возвратиться в Тифлис. Пока я рассуждал об этом, день уже склонился к вечеру: нужно было искать ночлег. Из русских жили в городе человек пять или шесть староверов. Один
