радость, пречюдное всепустынное веселие, всеблагодатное сиротское утетение, во гроб многорыдательно полагаем? Како многоценный доброты нашея венец, всесладчайшую и мироухательную сладости нашея весну, прекрасное и многосиятельное просвещения нашего лето перстию покрываем? Оле жалости, яко угасе свеща боголюбием светящая скрыся за вечныя облаки звезда божественною ревностию сияющая! Заиде от очию нашею светильник добродетельными подвиги и словесы кипящий, отлучися от нас в вечныя дворы отец Симеон, усердный благочестия ревнитель, нелицемерный братский советник, непоколебимый общежителных святых преданий хранитель, богоревнивый всебратственныя чистоты соблюдатель, сладчайший братии и сиротам спасения собеседник, такожде и приежжающим гостем из далных земель и разных городов любовный наставник и благий советник быв и многими любим и почитаем за святость жития его и за любовное благонравие, и ревнительный настоятельствующим помощник и всему братству радитель богорачительный, воздержный постник, тщаливый молитвенник и нестяжателный, боголюбивый подвижник.
Но кое еще надгробное слово любезному нашему отцу и подвижнику принесем, какими ли писмены жалость сию оплачем, боголюбивый девический соборе? Ибо предваряет жалость и предскачют чернил слезныя капли. Како ли возможно не сламлятися жалостию, егда собиратися будут на соборный совет благочиние утверждати, а бесчиние исправляти? Не увидим ту богоревнительного советяика отца Симеона! Како ли минем без жалости, егда не узрим в братских советниках крепкодушного подпора, нелицемерного учителя Симеона? Како ли не поскорбят трудницы, егда не видят по службам сестр посещающа и словесы духовными утешающа и утвержающа пастыря Симеона? Како ли слезно не потужим, егда не узрим и не услышим при нашей Лексинской обители пребывающого крепкого адаманта, утвердителя благочиния, охранителя чистоты, оборонителя девственныя доброты, попечителя нелицемерного и радителя братского, и учительного советника всем и душеспасительного собеседника Симеона? Како ли, старожительная матери и сестры, слезно не сожалеем из младых лет в пустынях и в братстве сем подвизавшагося усердно богорачительного старожителя, не ниспадшого от многих скорбей, не оскудевшого веры от многих гонений, не отлучившагося братского терпения от междоусобных ратей, но готового Бога ради вся терпети? Како ли не сожалеем, юннии — утвердителя, малодушнии — укрепителя; сироты — утешителя, неразумнии — наставителя, новопришедшии — милостивоприимца?
И сице жалостно оплакавше любезного нашего подвижника и гробу предавше многотрудное тело и землею покрывше любезного стца,
