О жалости преболезнены! О туги некончаемой! Всех зрю печалию душевною и глубоким сетованием и недоумением, аки вретищем, повлачимых, лица каплями теплых слез покроплена и весь зрак воздыханьми и дряхлством изменен о лишении отчем, и еже оставление оного всех, аки остен, утробы убоде, яже острым тернием отвсюду, прежалостными и многорыдательными воздыханьми обложившеся, болезнено уязвляемся: уже бо не видим нашего превожделенного отца Симеона на одре лежаща, но землею покрываема зряще. Кто же не восплачется от иже стяжавших разум и дело, разсуждая плачю достойное, вину плача многую подающее и нужду весма окружающую? Аще бы кто был и адамантовы крепости, печаль же виде и тугу безмерну и крайнее ощущая сиротство, проливали бы слезы непрестанно с воздыханием непремолчным, в сетовании душевном болезнена сердца во устроении.
С сицевым плачевным стонанием приближившеся ко гробу учителеву, сицевая воскликнем: О пастырю и отче нащ вселюбезнейший, что се сотворил еси? Оставляеши нас сиры. О безчревная хитательнице смерте, что се соделала еси? Посекла у нас столпа, о нем же утвержахомся. И с восклицанием абие приникнем во гроб и, развивше гробныя пелены, узрим отеческое лице; и аки ужасни пригнувше к персем руце, благоговейно станем и церковными гласы заупокойная отдадим купно с целованием приветствия: приидете последнее целование дадим кротце и благолепне от света сего в немерцающий свет преселившемуся милости и щедрот источнику, предводителю нашему, иже по Иову бысть око слепым и нога хромым и не изыде от него тщима недрома нищии, иже по пророку разумеваяй на нища и убога и призираяй на сироты и вдовицы, иже печалным и сетующим бяше отрада и утеха, иже странным и неимущим, где главы подклонити, бяше покров и прибежище; не к тому бо его узрим, ниже собеседуем. Что же по сем? Тело бездушное, тело не чювствующее, тело во гробе полагаемое в землю сокрываемое! Ах ужасного зрения и нечаянного! Ах многосетовательного и слезоплачевного позора! Ах всеболезненого и многорыдательного деиствия, еже днесь всеплачевно и преболезнено совершаем!
Что убо ныне ужасно содеваем? Всепредивную нашего жития сладость в землю умиленно сокрываем. Что днесь трепетное совершаем? Всебогатое сокровище нашея жизни перстию засыпаем. Что преужасное сотворяем? Всесладкий нашего зрения свет в перстную всемрачную сень отсылаем. Что трепетное ныне совершаем? Всеблагоуханное и араматоносное наших сердец миробренными земли грудами всеплачевно покрываем. Оле нас злочастных! Оле нас многобедных! Како, егоже превозжеленно любляхом, от себе ныне всеплачевно и внезапу отпущаем? Како всекрасную общежительную