Я с ними повидался, всех их поцеловал. Многие из них были знакомые и родственники. Передал им от домашних поклон. Они рады были моему прибытию, а я еще больше был рад, что Господь послал мне видеть таких живых мучеников. Пришлось мне с ними быть две ночи и один день. Так все время мы с ними беседовали. Они мне рассказывали, как с ними поступали в батальоне те люди, которые тоже говорят: «мы веруем в Иисуса Христа», а дела его ненавидят и любящих его бьют и мучают, за верование в него убивают на смерть.
После этого времени я простился с ними; посадили нас на машину, довезли до Челябинска. В Челябинске ввели нас в тюрьму, стали по списку делать перекличку. Надзиратель прокричал:
— Андросов!
Наши, сидевшие там, эти три брата, которые из Тобольска за неделю вперед высланы, услышали и подумали:
— Не наш ли?
— Завели нас в камеру. Тогда отомкнули тех пересыльных, которые за неделю раньше представлены. Один из них — Андрей Савенков из Карской области был близкий мой друг. Идет рядом в каждой камере в форточку поглядывает. Заглянул и в нашу камеру и не узнал меня, да и его трудно было узнать, потому что за это время отросла большая борода да к тому же разная одежда. Посмотрел и пошел. Я вышел из камеры и закричал:
— Савенков!
— Он вернулся ко мне, посмотрел на меня, и едва только мог узнать. Я поздоровался с ним. Более нам тут надзиратель не позволил говорить. Велел и ему и мне зайти в камеру. Вошел я; надзиратель сейчас замкнул дверь. Я попросил, чтобы меня перевели к ним в одну камеру. Но этого не сделали для меня. Утром я старался, как бы повидаться со всеми. Как стали пускать нас до ветра, я сейчас вошел и в их камеру и повидался еще с двумя братьями и так остался у них до обеда, а в обед нам заявили отправку, так что к вечеру нас вместе отправили. Мне стало веселей, хотя и все люди наши братья, но как у знакомых и людей одного убеждения у нас находилось более разговору. Ехали мы вместе, заходили в каждой тюрьме в одну камеру. Деньги были у нас на руках. Нужды мы в пище не имели до уфимской тюрьмы, а когда ввели нас в Уфу, там смотритель отобрал у нас деньги и не дал их нам на руки. Отправил нас, выдал нам на дорогу черного хлеба и рыбы. Мы рыбу не употребляли, раздади ее другим и с тех пор стали мы большею частью оставаться голодными, потому, что везде по-