— Как поздно? — сказал я — мне исправник разрешил его видеть. Пойдем к исправнику.
Он на это сказал:
— Тебе разрешил, а мне приказал выезжать сейчас.
Сам он ушел домой и так и не позволил мне видеть этого милого друга Н. Т. Изюмченку. Я поехал отсюда, из Березова с горем, так что до П. В. Верегина недопустили, а тут был да не дозволили повидать. Ехали мы с урядником вдвоем.
Я несколько раз за дорогу начинал с ним беседовать. Но он был человек жесткий, не любил говорить о добрых делах, а сам ехал за Тобольск в какое-то место молиться.
Я спросил у него.
— Что же, Андрей Иванович, вы едете молиться от Обдорска за несколько сот верст, а в Обдорске разве нет Бога! Там можно людей грабить, убивать и все плохие дела делать, то Бог не будет знать, кто он?
Он на это ответил:
— Бог везде видит и знает.
Я спросил его:
— Скажите мне, пожалуйста, что это такое Бог везде видит и знает, так он знает, кто и в Обдорске Богу молится? Почему вы там не помолились, а едете и делаете расходы?
Он на эти слова обиделся, стал браниться.
Я замолчал.
Когда сошла с него обида, я попросил, чтобы не обижался на меня. С тех пор я больше не стал о таких делах говорить с ним. Проехали верст сот 7; было большое селение, где жил заседатель.
Урядник оставил меня на станции, а сам пошел к заседателю.
Оттуда вернулся и говорит:
— Заседатель очень красивый и хороший человек, узнал по открытому листу да словесно у меня расспросил, как я тебя провожаю, да буду ли ехать назад. Я рассказал, что едем на перекладных, а я еду молиться и буду ехать назад. Он, жалея нас, велит запречь его теплую кошеву и ехать на ней в Тобольск, дабы я ее назад привез.
Тогда мы сели в заседателеву кошеву; ехали до Тобольска хорошо, а в Тобольск мы приехали в обед; посадили меня в полицию в каталажку.
Тут у меня были знакомые надзиратели. Я одного попросил, чтобы пошел на базар, купил бумаги, марок для писем. Это все мне принесли. Я начал писать письмо. Думал, что пробуду несколько
