— А сколько дней езды?
— Шесть, а если хорошо будем ехать, то и за пять доедем.
Я сказал:
— Дам пять рублей, пусть везет.
Он ей сказал, что я согласен ехать.
Тогда она сказала:
— Хорошо, я пойду, поговорю с матерью.
Этот русский тоже сказал:
— У меня нет болыпе времени, я занимаюсь охотой, ловлю и бью белок; нужно итти посмотреть, не поймалось ли?
И пошел.
Вернулась девушка со своей матерью, а переводчика уже нет. Тогда они стали сами со мной разговаривать. Много говорили. Я смотрел на них и ни одного слова не мог понять. Тогда они пошли, привели одну женщину. Та хорошо может по-русски разговаривать. Она стала мне говорить, что эта девушка хотела меня везть, да мать боится ее одну с тобою пустить. Ей вот 25 лет, она честно живет.
Я сказал:
— Пусть не беспокоится, я буду ей дорогой во всем помогать, а что какие другие худые дела я никогда и ни за какие деньги не буду делать сам, потому что я вегетарианец; пусть мне дают 1000 рублей за то, чтобы человеку сделать худое дело, то я сам разумею, что нельзя делать. Кто плохо делает, тот плохо и получает. Плохому человеку везде плохо, а хорошему везде хорошо.
Тогда она сказала:
— Согласна, я с вами поеду.
Я ответил:
— Для меня все равно, кто бы не был, дабы везли.
— Так пойдем с нами.
Пришли к ним в дом. Они стали ладить сани, кормить лошадей, нагружать на сани сено, так что весь день справлялись. Вечером выехали в путь в трех санях по одной лошади. Мне в сани поменьше сена положили, а себе на большом возу нагрузтили. Отъехали одну станцию верст 40-к, стоит избушка, остановились около избушки кормить лошадей. Навязали вязку сена, отнесли от избушки сажен 20-ть и положили. В избушке был один человек.
Я спросил:
— Это на что вы сено навязали?
— А это когда будем ехать обратным путем, тогда будем его кормить. Это везде будем так оставлять их от Щельгоры и до Ляленой; их тут 8-мь будок. У каждой будем оставлять. Они стоят одна от другой на 40, 21 и на 50 верст.