Не получая отвѣта и видя, что лицо его омрачилось, она тихонько дотронулась до его плеча.
Онъ сказалъ тогда:
— Тяжко тебѣ, Маруся?
— Вѣдь и тебѣ тяжко, отвѣтила она,—и всѣмъ?
— Да, всѣмъ.
— Пойдемъ.
— Пойдемъ.
Они взялись за руки и пошли дальше.
Скоро въ сторонѣ показалось селеніе, къ которому вела узкая ѣзженая дорога, пересѣкавшая межу по которой шли наши путники.
— Видишь, Маруся, село?
— Вижу, отвѣтила Маруся.
— Большое село?
— Большое.
— Ну чѣмъ больше село, тѣмъ больше въ немъ женъ, матерей, сестеръ и невѣстъ, которыя плачутъ, потому что по этой дорогѣ много ушло мужьевъ, братьевъ, жениховъ и отцовъ на битву и никто не знаетъ сколько изъ нихъ воротятся. Времена, тяжкія, Маруся,—понимаешь?
— Понимаю, отвѣтила Маруся.
Нѣсколько времени они шли молча.
Синѣвшій лѣсъ, на который указалъ сѣчевикъ, какъ на мѣсто отдыха, по мѣрѣ приближенья къ нему, переходилъ въ зеленый цвѣтъ, затѣмъ обозначились темныя листья дубовъ и зелень березъ на опушкѣ.
— Вотъ мы и пришли; сказалъ сѣчевикъ, разводя вѣтви и проникая въ чащу.
— Какая тутъ прохлада! продолжалъ онъ. Сейчасъ отъищемъ уютное мѣстечко и отдохнемъ.
Пришлось, однако, отъискивать такое мѣстечко долже, чѣмъ думалось: гущина была такая, что нельзя было ступить шагу свободно; кромѣ древесныхъ вѣтвей, которыя хлестали въ лицо, кромѣ шиповниковъ, которыя вцѣпливались въ волосы и въ платье, и царапали острыми шипами, кромѣ повалившихся деревьевъ, кото-
Не получая ответа и видя, что лицо его омрачилось, она тихонько дотронулась до его плеча.
Он сказал тогда:
— Тяжко тебе, Маруся?
— Ведь и тебе тяжко, ответила она, — и всем?
— Да, всем.
— Пойдем.
— Пойдем.
Они взялись за руки и пошли дальше.
Скоро в стороне показалось селение, к которому вела узкая езженая дорога, пересекавшая межу по которой шли наши путники.
— Видишь, Маруся, село?
— Вижу, ответила Маруся.
— Большое село?
— Большое.
— Ну чем больше село, тем больше в нём жен, матерей, сестер и невест, которые плачут, потому что по этой дороге много ушло мужьев, братьев, женихов и отцов на битву и никто не знает сколько из них воротятся. Времена, тяжкие, Маруся, — понимаешь?
— Понимаю, ответила Маруся.
Несколько времени они шли молча.
Синевший лес, на который указал сечевик, как на место отдыха, по мере приближенья к нему, переходил в зеленый цвет, затем обозначились темные листья дубов и зелень берез на опушке.
— Вот мы и пришли; сказал сечевик, разводя ветви и проникая в чащу.
— Какая тут прохлада! продолжал он. Сейчас отыщем уютное местечко и отдохнем.
Пришлось, однако, отыскивать такое местечко долже, чем думалось: гущина была такая, что нельзя было ступить шагу свободно; кроме древесных ветвей, которые хлестали в лицо, кроме шиповников, которые вцепливались в волосы и в платье, и царапали острыми шипами, кроме повалившихся деревьев, кото-
