Въ то время, когда барка пересѣкала заливъ Петра Великаго, откуда-то издалека, прямо на нее метнулся любопытный бѣлый лучъ. Онъ не дошелъ до нея, но освѣтилъ верхушки волнъ, пошарилъ по морю и потухъ.
— Таможенники? — спросилъ Салисъ Швабе.
— Миноносецъ! — шепнулъ Мый-Ли и тотчасъ же отдалъ какое-то приказаніе.
Съ мягкимъ шуршаніемъ упали паруса, и китаецъ побѣжалъ на носъ барки гасить горѣвшій на высокомъ штокѣ сигнальный фонарь.
Когда вторично вспыхнулъ прожекторъ, то онъ не нащупалъ уже парусовъ и не могъ найти среди волнъ мачтъ и глубоко сидѣвшую барку. Мый-Ли велъ къ югу свое судно и, пользуясь свѣжимъ фордевиндомъ, шелъ быстро.
Въ Амурскомъ заливѣ, недалеко отъ урочища Славянки, Мый-Ли ввелъ свою барку въ маленькую, скрытую со стороны моря и суши бухту. На берегахъ не было ни жилья, ни даже слѣдовъ пребыванія человѣка. Густые кусты поднимались выше въ горы съ растущимъ на нихъ дубовымъ лѣсомъ. Днемъ барка стояла на якорѣ, и никто не появлялся на ея палубѣ, только дежурный матросъ, тихо покачиваясь, пускалъ клубы табачнаго дыма и заунывно визгливымъ голосомъ выкрикивалъ слова пѣсни. Но ночью картина мѣнялась. Вся команда и четыре европейца были на палубѣ барки, которая выходила въ море и бросала якорь немного правѣе краснаго плавучаго буйка, обозначавшаго фарватеръ, служившій для прохода всѣхъ большихъ пароходовъ по Амурскому заливу.
