несъ Нохвицкій. — Сегодня въ Цусимскомъ проливѣ произошелъ бой между эскадрой генерала Рожественскаго и японскимъ флотомъ...
Голосъ Нохвицкаго дрогнулъ. Несмотря на полную потерю какихъ-либо возвышенныхъ чувствъ и на совершенное равнодушіе ко всему тому, что не касалось его мелкой, ничтожной личности предателя и шантажиста, какое-то непріятное, тяжелое и оскорбительное чувство сжимало ему сердце, не позволяло быть, по обыкновенію, развязно наглымъ и мѣшало гнусаво хихикать.
Заинтересованный извѣстіемъ, Вотанъ поднялся и дрожащими руками началъ надѣвать очки.
— Бой? И что же?.. — такъ же шепотомъ спросилъ онъ.
— Адмиралъ Рожественскій разбитъ, — сказалъ, вставая, Нохвицкій.
Вдругъ онъ выпрямился и злобно, такъ, какъ никогда не глядѣлъ на людей, взглянулъ въ лицо Вотана. Онъ замѣтилъ блескъ радости въ глазахъ управляющаго торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“. Что то забытое, давно уснувшее, лежащее глубоко на днѣ сердца Нохвицкаго, вдругъ проснулось, и онъ, стуча маленькимъ костлявымъ кулакомъ по краю письменнаго стола Вотана, шипящимъ, рвущимся голосомъ сказалъ:
— Ну! попадешься ты мнѣ когда нибудь...
Не взглянувъ на удивленнаго этой неожиданной выходкой Вотана, Нохвицкій быстро вышелъ изъ кабинета и, спускаясь по лѣстницѣ, грозилъ кому-то кулакомъ и грязно ругался.
На другой день вѣсть, сообщенная Нохвицкимъ наканунѣ, сдѣлалась уже печальнымъ вчерашнимъ днемъ.
