При первыхъ словахъ капитана, старикъ Вотанъ поднялся и внимательно слушалъ.
Когда посѣтитель окончилъ, Вотанъ, не говоря ни слова, протянулъ ему руку. Вольфъ вынулъ бумажникъ и доставъ изъ него сложенную вчетверо толстую голубоватую бумагу, украшенную сверху чернымъ германскимъ орломъ, подалъ ее Вотану. Тотъ быстро пробѣжалъ ее и вновь поднялъ глаза на посѣтителя.
— Итакъ, — что это значитъ? — спросилъ онъ.
— Правительство считаетъ неудобнымъ непосредственно сноситься съ вами по всѣмъ интересующимъ его вопросамъ въ настоящій моментъ, когда вы, господинъ Вотанъ, перестали быть германскимъ агентомъ, состоящимъ на службѣ нашего правительства, и приняли русское подданство, — раздѣляя каждое слово, внятно и твердо произнесъ капитанъ.
— Правительство, кажется, можетъ быть мною довольнымъ? — замѣтилъ, криво улыбнувшись, Вотанъ. — Я сдѣлалъ свое дѣло и поставилъ все... предпріятіе очень широко.
При этихъ словахъ Вотанъ разсмѣялся сухимъ и почти беззвучнымъ смѣхомъ.
По красивому лицу капитана скользнула веселая и нѣсколько лукавая улыбка, и онъ поклонился.
— Правительство чрезвычайно довольно вами! — сказалъ онъ. — Но правительство полагаетъ, что вы будете гораздо свободнѣе въ своей дѣятельности, когда при васъ будетъ человѣкъ, который поддержитъ непосредственныя связи, какъ съ Берлиномъ, такъ и съ тѣми лицами, которыя находятся съ нами въ дѣловыхъ сношеніяхъ. Я провелъ довольно долгое время въ Индіи, Китаѣ, а послѣднія три недѣли
