меньшей мѣрѣ... нелюбезное ко мнѣ отношеніе, хотя вы знаете мое положеніе въ краѣ и въ берлинскихъ политическихъ кругахъ, можетъ вызвать съ моей стороны рѣзкій отпоръ? Отпоръ этотъ я могъ бы проявить въ разныхъ формахъ, но одна изъ нихъ наиболѣе доступна и дѣйствительна. Это — доносъ...
Глухое молчаніе воцарилось въ комнатѣ.
Двое этихъ людей, между которыми, несмотря на всѣ старанія въ Берлинѣ, шла глухая борьба, требующая неизбѣжной и рѣшительной развязки поняли, что развязка эта необходима. И теперь глаза стараго Вотана, видѣвшаго и слышавшаго столько тайнъ, хитростей и предательствъ за свою долгую жизнь, встрѣтились съ холодными и смѣлыми глазами Вольфа, и оба они не моргнули. Молча приняли они вызовъ и поняли, что борьба началась.
Послѣ долгаго и тяжелаго молчанія, Вольфъ медленно поднялся, еще разъ пристально взглянулъ въ глаза Вотана и отчеканилъ:
— Доносъ — отличная вещь, господинъ Вотанъ! Я одобряю вашъ планъ...
Сказавъ это, онъ быстро повернулся и вышелъ.
НА берегахъ Тихаго океана и дальше, въ лѣсахъ и горахъ Стараго Китая, тамъ гдѣ въ узкихъ долинахъ стоятъ древніе, полуразрушенные храмы, окруженные лѣсами вязовъ и дубовъ, гдѣ въ великолѣпныхъ, раскинувшихся на десятки верстъ садахъ, мед-
