скву. Кромѣ того, рѣшившись породниться съ нимъ, воевода, безъ сомнѣнія, посовѣтовалъ бы ему не распускать пришедшихъ съ нимъ поляковъ и казаковъ, которыхъ Димитрій могъ бы удержать при себѣ, не возбудивъ подозрѣній, такъ какъ всѣ предшественники его старались привлечь въ свою службу какъ можно больше иностранцевъ. Но этого не было сдѣлано: царь распустилъ всѣхъ, оставивъ при себѣ только сотню всадниковъ. Точно также я полагаю, что воевода привелъ бы гораздо болѣе войска съ царицею, своею дочерью, чего онъ не сдѣлалъ, и нашелъ бы средства держать поляковъ въ одномъ мѣстѣ, а не разсѣять ихъ въ отдаленныхъ мѣстахъ столицы—на произволъ русскихъ. При томъ же, по совершеніи брака, когда уже говорили объ измѣнѣ, онъ заставилъ бы Димитрія совѣтами, просьбами, убѣжденіями принять мѣры предосторожности, которыми все легко можно было предупредить.
Для очевиднаго доказательства, что Димитрій не сынъ Іоанна Васильевича, противники его, столь дѣятельные при жизни его и по смерти, должны были бы открыть его истинныхъ родителей, чего при извѣстномъ въ Россіи порядкѣ суда и расправы легко добиться. Чувствуя себя виновнымъ, Димитрій старался бы всѣми средствами понравиться Россіи, хорошо зная, что Борисъ ничѣмъ не могъ такъ поддержать себя на престолѣ, какъ называя его еретикомъ. Поэтому онъ не позволилъ бы войти въ Москву ни одному изъ іезуитовъ и связалъ бы себя родствомъ, по обычаю всѣхъ предшественниковъ своихъ, съ какимъ-нибудь русскимъ домомъ, въ которомъ могъ бы найти опору, помня, что Борисъ на-
скву. Кроме того, решившись породниться с ним, воевода, без сомнения, посоветовал бы ему не распускать пришедших с ним поляков и казаков, которых Димитрий мог бы удержать при себе, не возбудив подозрений, так как все предшественники его старались привлечь в свою службу как можно больше иностранцев. Но этого не было сделано: царь распустил всех, оставив при себе только сотню всадников. Точно также я полагаю, что воевода привел бы гораздо более войска с царицею, своею дочерью, чего он не сделал, и нашел бы средства держать поляков в одном месте, а не рассеять их в отдаленных местах столицы — на произвол русских. Притом же, по совершении брака, когда уже говорили об измене, он заставил бы Димитрия советами, просьбами, убеждениями принять меры предосторожности, которыми всё легко можно было предупредить.
Для очевидного доказательства, что Димитрий не сын Иоанна Васильевича, противники его, столь деятельные при жизни его и по смерти, должны были бы открыть его истинных родителей, чего при известном в России порядке суда и расправы легко добиться. Чувствуя себя виновным, Димитрий старался бы всеми средствами понравиться России, хорошо зная, что Борис ничем не мог так поддержать себя на престоле, как называя его еретиком. Поэтому он не позволил бы войти в Москву ни одному из иезуитов и связал бы себя родством, по обычаю всех предшественников своих, с каким-нибудь русским домом, в котором мог бы найти опору, помня, что Борис на-
