гіозные обряды; но я знаю многихъ русскихъ, такъ же поступавшихъ, между прочимъ, Посникова Димитрія, который былъ въ Даніи посланникомъ Бориса Ѳедоровича и, узнавъ тамъ отчасти истинную религію, по своемъ возвращеніи открыто смѣялся въ кругу пріятелей надъ невѣжествомъ москвичей. Почему же Димитрій не могъ презирать народнаго суевѣрія, тѣмъ паче, что онъ обладалъ здравымъ смысломъ, любилъ читать св. Писаніе и, будучи въ Польшѣ, вѣроятно слыхалъ сужденія о разныхъ вѣроисповѣданіяхъ, вразумившія его въ догматахъ религіи, принятыхъ всѣми христіанами. Впрочемъ, я возражаю только на слова; а въ самомъ дѣлѣ найдется весьма немного обвинителей, какъ изъ иноземцевъ, такъ и изъ русскихъ, которые замѣтили бы въ поступкахъ его достаточный поводъ къ такому обвиненію; онъ соблюдалъ вообще всѣ обряды русской церкви, хотя и рѣшился, какъ я знаю, основать университетъ. Наконецъ, если бы онъ былъ полякомъ, то не дѣлалъ бы непріятнаго никому изъ своихъ. И русскіе, какъ Борисъ, или царь Василій Шуйскій, не упустили бы изъ рукъ своихъ столь завиднаго скипетра, если бы съ достовѣрностью могли доказать, что Димитрій былъ иноплеменникъ.
Нѣкоторые изъ русскихъ говорятъ: кто бы ни былъ Димитрій, но воевода Сандомирскій не зналъ его истиннаго происхожденія. Если это справедливо и если онъ дѣйствительно былъ не истинный Димитрій, то вѣроятно ли, чтобы воевода Сандомирскій столь поспѣшно вступилъ съ нимъ въ родство, уже узнавъ объ измѣнѣ Шуйскаго, уличеннаго вскорѣ по прибытіи въ Мо-
гиозные обряды; но я знаю многих русских, так же поступавших, между прочим, Посникова Димитрия, который был в Дании посланником Бориса Федоровича и, узнав там отчасти истинную религию, по своем возвращении открыто смеялся в кругу приятелей над невежеством москвичей. Почему же Димитрий не мог презирать народного суеверия, тем паче, что он обладал здравым смыслом, любил читать св. Писание и, будучи в Польше, вероятно слыхал суждения о разных вероисповеданиях, вразумившие его в догматах религии, принятых всеми христианами. Впрочем, я возражаю только на слова; а в самом деле найдется весьма немного обвинителей, как из иноземцев, так и из русских, которые заметили бы в поступках его достаточный повод к такому обвинению; он соблюдал вообще все обряды русской церкви, хотя и решился, как я знаю, основать университет. Наконец, если бы он был поляком, то не делал бы неприятного никому из своих. И русские, как Борис, или царь Василий Шуйский, не упустили бы из рук своих столь завидного скипетра, если бы с достоверностью могли доказать, что Димитрий был иноплеменник.
Некоторые из русских говорят: кто бы ни был Димитрий, но воевода Сандомирский не знал его истинного происхождения. Если это справедливо и если он действительно был не истинный Димитрий, то вероятно ли, чтобы воевода Сандомирский столь поспешно вступил с ним в родство, уже узнав об измене Шуйского, уличенного вскоре по прибытии в Мо-
