съ Гельзинеромъ, пошли обычнымъ ходомъ, по 4 узла. Въ полдень я вступилъ на вахту; въ продолженіе ея дулъ тотъ же вѣтеръ, нѣсколько засвѣжѣвшій; поубрали брамсели; въ 6 часовъ я смѣнился съ вахты, сдавъ Ангольтскій маякъ на траверсѣ въ 14 Итальянской мили, курсъ на маякъ Тринделенъ N14W. Весело сошелъ я внизъ, расчитывая, что напившись чаю подсмѣню товарища и потомъ богатырски засну на всю ночь. Но вѣтеръ началъ свѣжѣть, и въ восемь часовъ взяли первый рифъ у марселей. Видя по всему, что ночь не пройдетъ спокойно, я прилегъ не раздѣваясь, и не ошибся: въ десять часовъ вызвали всѣхъ на верхъ брать второй рифъ: мы уже прошли тогда Нидденгенскіе маяки и антретно опредѣлились по нимъ; теченіемъ насъ снесло нѣсколько и потому мы поднялись на румбъ. По болѣзни втораго лейтенанта, я былъ на бакѣ; трудненько было брать рифы: вѣтеръ ревелъ, и какъ мы шли полнымъ вѣтромъ, то марсовымъ было нелегко. Людей спустили внизъ, но я остался на верху: въ дурную погоду не спится. Въ исходѣ двѣнадцатаго часа я узналъ, что видѣнъ Тринделенъ, и такъ какъ онъ отъ насъ былъ вправо, то мы спустились на NNO, чтобы его обойти; транспортъ полетѣлъ по восьми узловъ — къ гибели. Я ненадолго сошелъ внизъ, какъ вдругъ вызываютъ всѣхъ на верхъ поворачивать черезъ фордевиндъ. Выхожу: погода ужасная! Вѣтеръ реветъ, свищетъ между снастями; волненіе страшное; ни зги невидно; какая-то непріятная сырость пробираетъ до костей; послѣ поворота узнаю, что видно три огня, и что по всей вѣроятности, эти огни суть маяки: Вингэ, Бушеръ и Беттэ, а не Тринделенъ, и что насъ снесло теченіемъ и прижало къ Шведскому берегу. Непріятно; но мысль, что авось еще отдѣлаемся отъ бѣды, успокоила меня на время. Мы поворотили черезъ фордевиндъ и глядимъ во всѣ глаза на зловѣщіе три огня… Вдругъ ужасный ударъ… транспортъ на каменьяхъ. Ударъ этотъ вѣрно отразился
