льдинахъ. Наконецъ, въ 7 часовъ осталось не болѣе 50 саженъ до берега, но здѣсь мы уже не находили средствъ переплыть. Остаться мокрыми на льду значило замерзнуть, поэтому я приказалъ каждому, кто какъ знаетъ и какь можетъ, идти на берегъ, держаться, повозможности, двумъ или тремъ человѣкамъ вмѣстѣ и другъ друга вытаскивать изъ воды, если бы кто нибудь провалился. Мы раздѣлились; девизомъ всѣхъ была мысль: «каждый за себя, Богъ за всѣхъ». Боцманъ Панкратовъ съ двумя человѣками первые достигли берега и громкое ура ихъ раздалось въ темнотѣ, повторенное съ горы. Глубина при переправѣ весьма медленно уменьшалась; я часто бросалъ лотъ — 9 саж., 6 саж., 4 саж., 3½, 1 саж. и, наконецъ, въ шагахъ 10 отъ берега ½ ф. глубины. Грунтъ все тотъ же — илъ. Въ 8 час., наконецъ, мы всѣ соединились на высокомъ холмѣ, мокрые до нитки, нѣкоторые — по шею. Хотя мы были холодны, голодны и мокры и дровъ никакихъ не нашли, но мысль, что мы теперь на берегу и что насъ не унесетъ въ море — согрѣвала насъ. Мы расположились на возвышенности, потому что въ тундрѣ лежалъ снѣгъ. Такъ мы пролежали и продрожали всю ночь, изрѣдка вставая для согрѣванія; засвѣжевшій W вѣтеръ и морозъ, несмотря на усталость, не дали намъ заснуть хорошенько. Утромъ, когда разсвѣло, каменья подъ нами чуть ли не были теплѣе нашихъ тѣлъ. Только что начало разсвѣтать всѣ разошлись за дровами, и дѣйствительно нашли немного выкиднаго гнилаго лѣса, который съ трудомъ загорѣлся и я сварилъ въ чайникѣ кофе — горячій кофе, хотя и безъ сахара, оживилъ насъ немного.
Когда совсѣмъ разсвѣло, г. Матисенъ взялъ зрительную трубу и повелъ ею по горизонту; вдругъ онъ закричалъ: «Чумы видны!» я схватилъ трубу и увидѣлъ въ 5 верстахъ отъ нашего ночлега верхушки двухъ чумовъ. Сію же минуту я отправилъ трехъ человѣкъ, подъ командою боцмана Панкратова, вооруженныхъ винтовками, пиками и револьверами, съ приказаніемъ: во что бы ни стало, удержать этихъ людей. Къ нашему счастью, посланные могли держаться въ долинѣ большую часть дороги, такъ что изъ чумовъ замѣтили ихъ уже поднявшихся на гору. Лишь только карачеи увидѣли путниковъ, тотчасъ засуетились
льдинах. Наконец, в семь часов осталось не более пятидесяти сажен до берега, но здесь мы уже не находили средств переплыть. Остаться мокрыми на льду значило замерзнуть, поэтому я приказал каждому, кто как знает и как может, идти на берег, держаться, по возможности, двум или трем человекам вместе и друг друга вытаскивать из воды, если бы кто-нибудь провалился. Мы разделились; девизом всех была мысль: «Каждый за себя, бог за всех». Боцман Панкратов с двумя человеками первые достигли берега, и громкое ура их раздалось в темноте, повторенное с горы. Глубина при переправе весьма медленно уменьшалась; я часто бросал лот — девять сажен, шесть сажен, четыре сажени, три с половиной, одна сажень и, наконец, в шагах десяти от берега полфута глубины. Грунт все тот же — ил. В восемь часов, наконец, мы все соединились на высоком холме, мокрые до нитки, некоторые — по шею. Хотя мы были холодны, голодны и мокры и дров никаких не нашли, но мысль, что мы теперь на берегу и что нас не унесет в море, согревала нас. Мы расположились на возвышенности, потому что в тундре лежал снег. Так мы пролежали и продрожали всю ночь, изредка вставая для согревания; засвежевший W ветер и мороз, несмотря на усталость, не дали нам заснуть хорошенько. Утром, когда рассвело, каменья под нами чуть ли не были теплее наших тел. Только что начало рассветать, все разошлись за дровами и действительно нашли немного выкидного гнилого леса, который с трудом загорелся и я сварил в чайнике кофе; горячий кофе, хотя и без сахара, оживил нас немного.
Когда совсем рассвело, господин Матисен взял зрительную трубу и повел ею по горизонту; вдруг он закричал: «Чумы видны!» Я схватил трубу и увидел в пяти верстах от нашего ночлега верхушки двух чумов. Сию же минуту я отправил трех человек под командою боцмана Панкратова, вооруженных винтовками, пиками и револьверами, с приказанием: во что бы ни стало удержать этих людей. К нашему счастью, посланные могли держаться в долине большую часть дороги, так что из чумов заметили их уже поднявшихся на гору. Лишь только карачеи увидели путников, тотчас засуетились:
