въ одно мгновеніе вся окрестность острова покрылась морской пѣной, брызги взлетали на самую большую прибрежную высоту; отъ огромнаго волненія и теченія изъ Сулинскаго рукава рѣки Дуная, у всѣхъ прибрежныхъ пунктовъ острова, образовался необыкновенно опасный прибой. Налитые судовые анкерки съ дождевой водой были оставлены на островѣ изъ опасенія, чтобы при погрузкѣ не повредить барказа о выполированный волненіемъ камень, служащій единственною пристанью по SW сторону,— у этого-то камня стоялъ на двухъ дрекахъ и береговыхъ концахъ шхунскій барказъ. Всякій разъ, когда нужно было посадить одного изъ матросовъ, то прибоемъ грозило разбить въ дребезги и барказъ и людей. Съ чрезвычайными усиліями и, выражаясь нисколько не гиперболически, — съ самоотверженіемъ, я и матросы погрузились на барказъ. Проливный дождь, непроницаемая темнота и огромнѣйшее волненіе долго скрывали отъ насъ двойной огонь, висѣвшій на шхунѣ; барказъ былъ поднятъ на палубу и принайтовленъ перлинями. Имѣя глубины 19 сажень, якорная цѣпь была вытравлена до 70 саж., при постоянныхъ порывахъ и шквалахъ, шхуну ужасно дергало, а отъ удара волнъ потрясало всѣмъ составомъ; при вѣтрѣ отъ NNO теченіи отъ W, качка была неправильная, размашистая и стремительная. Расчитывая, что шхуна не можетъ стоять ни по вѣтру, ни по теченію, хотя и былъ изготовленъ другой якорь (у котораго клюзъ былъ весьма неблагонадеженъ) я не могъ рисковать положить его, не перепутавъ якорныхъ канатовъ, а потому и предпочелъ стоять на одномъ, вытравивъ всю канатную цѣпь брошеннаго плехтоваго якоря. Въ продолженіи ночи отъ страшныхъ подергиваній каната, вся палуба вдругъ показала течь, но судно еще удерживало свое мѣсто. 13 ноября, въ 9½ час. утра, при нашедшемъ вновь жестокомъ шквалѣ, лопнула канатная цѣпь на 47 саженяхъ отъ якоря; вѣтръ дулъ безпрерывными шквалами; при глубинѣ 20 сажень и грунтѣ: песокъ, камень и ракушка, безполезно было надѣяться удержаться на другомъ якорѣ съ неблагонадежнымъ клюзомъ. Чтобы поворотить шхуну на какой либо галсъ, поднятъ былъ стаксель, который вскорости и былъ убранъ потому, что не поднятою еще изъ воды цѣпью давило носъ шхуны и не дозволяло ей свободно
