прекрасный ручей, такъ что въ комнатѣ этой постоянно было слышно пріятное и веселое журчаніе.
Въ одно мгновеніе ока служанка сняла съ путника пыльную обувь его, постелила ему на софѣ мягкій шелковый тюфякъ, положила подушки и покрыла все голубымъ шелковымъ одѣяломъ съ золотыми цвѣтами.
Сама хозяйка подала ему немедленно на серебряномъ подносѣ прекрасной ключевой воды и двухъ сортовъ варенья; а за нею молодой служитель арабъ поднесъ ему кофе на золоченыхъ зарфикахъ.
Путешественникъ принималъ все съ достоинствомъ высшаго сана, и хозяйкѣ его надменное обращеніе казалось удивительнымъ и забавнымъ.
Потомъ она спросила его, что предпочитаетъ онъ: принять какую-нибудь, пищу или уснуть? И путникъ отвѣчалъ откровенно, что усталость и сонъ преодолѣваютъ въ немъ голодъ.
Тогда Мариго и слуга ея удалились, притворивъ за собою двери; а молодой путешественникъ раздѣлся и, съ радостью опустившись на богатое и чистое ложе, уснулъ немедленно и глубоко.
Мариго между тѣмъ строго запретила людямъ шумѣть; сама сходила на конюшню и велѣла накормить мула ячменемъ, а потомъ занялась на кухнѣ приготовленіемъ самаго вкуснаго завтрака.
Ужъ солнце зашло далеко за полдень, когда сладко уснувшій путешественникъ проснулся. Онъ вышелъ изъ комнаты, умылся у фонтана, надѣлъ чистую одежду, досталъ изъ своей дорожной сумки книгу и, сѣвши покойно на софѣ у окна, открытаго на немолчный ручей, сталъ читать. За этимъ занятіемъ застала его хозяйка дома; она пришла узнать, хорошо ли онъ отдохнулъ и каково его здоровье.
Войдя она примѣтила на лицѣ его недовольство, и онъ видимо неохотно отвѣчалъ ей. Вообще, хотя онъ и говорилъ ей по необходимости обычныя слова привѣтствій и признательности, но она еще съ той минуты, какъ вышла на
прекрасный ручей, так что в комнате этой постоянно было слышно приятное и веселое журчание.
В одно мгновение ока служанка сняла с путника пыльную обувь его, постелила ему на софе мягкий шелковый тюфяк, положила подушки и покрыла всё голубым шелковым одеялом с золотыми цветами.
Сама хозяйка подала ему немедленно на серебряном подносе прекрасной ключевой воды и двух сортов варенья; а за нею молодой служитель араб поднес ему кофе на золоченых зарфиках.
Путешественник принимал всё с достоинством высшего сана, и хозяйке его надменное обращение казалось удивительным и забавным.
Потом она спросила его, что предпочитает он: принять какую-нибудь, пищу или уснуть? И путник отвечал откровенно, что усталость и сон преодолевают в нём голод.
Тогда Мариго и слуга её удалились, притворив за собою двери; а молодой путешественник разделся и, с радостью опустившись на богатое и чистое ложе, уснул немедленно и глубоко.
Мариго между тем строго запретила людям шуметь; сама сходила на конюшню и велела накормить мула ячменем, а потом занялась на кухне приготовлением самого вкусного завтрака.
Уж солнце зашло далеко за полдень, когда сладко уснувший путешественник проснулся. Он вышел из комнаты, умылся у фонтана, надел чистую одежду, достал из своей дорожной сумки книгу и, севши покойно на софе у окна, открытого на немолчный ручей, стал читать. За этим занятием застала его хозяйка дома; она пришла узнать, хорошо ли он отдохнул и каково его здоровье.
Войдя она приметила на лице его недовольство, и он видимо неохотно отвечал ей. Вообще, хотя он и говорил ей по необходимости обычные слова приветствий и признательности, но она еще с той минуты, как вышла на
