по дому, потому что старая, вѣрная служанка, во многомъ ее замѣнявшая, въ это время заболѣла, и ей, съ новой и неопытной наемницей, было иногда очень трудно. Было и общее имъ обоимъ страданіе, когда заболѣлъ младшій ихъ мальчикъ, котораго они оба очень любили.
Но, несмотря на все это, они оба объ игрѣ своей не забывали, и между ними продолжалась упорная и безмолвная борьба. Приходилось цѣлый вечеръ, послѣ возвращенія мужа къ обѣду домой изъ города, гдѣ онъ торговалъ, обоимъ остерегаться ежеминутно. Жена привычна была, конечно, мужу служить; а мужъ привыкъ приказывать ей:
— Мариго́! Подай мнѣ чубукъ!
Или:
— Кутумъ-Мариго, принеси мнѣ, жизнь ты моя, немножко винца хорошаго… Утомился я что-то.
Черезъ это ему было труднѣе, чѣмъ ей; она подавала ему въ руки, или молча, или нарочно отвлекая его разными разговорами… Ему приходилось безпрестанно брать у нея изъ рукъ и каждый разъ нужно было вспомнить и сказать: ядесъ…
Первые дни онъ былъ очень остороженъ; потомъ дѣловыя заботы взяли перевѣсъ надъ игрой, и онъ подъ рядъ проигралъ два раза; но послѣ этого снова такъ утвердился, что уже до третьяго и послѣдняго проигрыша жена никакими силами не могла его довести. Кстати же, онъ къ тому времени получилъ благопріятныя извѣстія о своихъ корабляхъ и очень много денегъ; сталъ веселѣе и покойнѣе, и не на минуту объ ядесъ не забывалъ.
Однажды въ ясный лѣтній день мужъ уѣхалъ съ утра въ городъ, а Мариго осталась дома и, сидя у окна, вышивала золотомъ по голубому шелку, какъ вдругъ какой-то путникъ на большомъ и хорошемъ мулѣ остановился у воротъ ихъ дома. Онъ подозвалъ служанку и умолялъ дать ему утолить жажду, которой онъ мучился, долго не встрѣчая на пути хорошаго ключа или фонтана.
Мариго слышала, какъ онъ говорилъ служанкѣ:
— Ахъ, я очень утомленъ и нездоровъ и не знаю, какъ
по дому, потому что старая, верная служанка, во многом ее заменявшая, в это время заболела, и ей, с новой и неопытной наемницей, было иногда очень трудно. Было и общее им обоим страдание, когда заболел младший их мальчик, которого они оба очень любили.
Но, несмотря на всё это, они оба об игре своей не забывали, и между ними продолжалась упорная и безмолвная борьба. Приходилось целый вечер, после возвращения мужа к обеду домой из города, где он торговал, обоим остерегаться ежеминутно. Жена привычна была, конечно, мужу служить; а муж привык приказывать ей:
— Мариго́! Подай мне чубук!
Или:
— Кутум-Мариго, принеси мне, жизнь ты моя, немножко винца хорошего… Утомился я что-то.
Через это ему было труднее, чем ей; она подавала ему в руки, или молча, или нарочно отвлекая его разными разговорами… Ему приходилось беспрестанно брать у неё из рук и каждый раз нужно было вспомнить и сказать: ядес…
Первые дни он был очень осторожен; потом деловые заботы взяли перевес над игрой, и он подряд проиграл два раза; но после этого снова так утвердился, что уже до третьего и последнего проигрыша жена никакими силами не могла его довести. Кстати же, он к тому времени получил благоприятные известия о своих кораблях и очень много денег; стал веселее и покойнее, и не на минуту об ядес не забывал.
Однажды в ясный летний день муж уехал с утра в город, а Мариго осталась дома и, сидя у окна, вышивала золотом по голубому шелку, как вдруг какой-то путник на большом и хорошем муле остановился у ворот их дома. Он подозвал служанку и умолял дать ему утолить жажду, которой он мучился, долго не встречая на пути хорошего ключа или фонтана.
Мариго слышала, как он говорил служанке:
— Ах, я очень утомлен и нездоров и не знаю, как
