невомъ сукнѣ; кушакъ синій, шелковый, и бѣлая рубашка европейскаго покроя видна изъ-подъ богатаго наряднаго платья. Что за мужчина! Что за ростъ! какая стройность! Волосы и усы какъ смоль, а самъ бѣлъ какъ блондинка; онъ танцуетъ скромнѣе, чѣмъ Илья, какъ бы джентльменъ или какъ человѣкъ болѣе ровнаго нрава. Женихъ пляшетъ не слишкомъ хорошо, и ростомъ теряетъ противъ другихъ; но зато братъ его, золотыхъ дѣлъ мастеръ, мальчикъ лѣтъ двадцати, бѣлый и нѣжно румяный, бѣлокурый красавецъ, такъ изящно выводитъ ногами, что всѣ не налюбуются[1]. Жаль немного, что рядомъ съ этими греками, которые превосходятъ всѣ ваши ожиданія своею живописностью, дѣвушки и женщины въ узкихъ кринолинахъ и въ короткихъ и плохо сшитыхъ по-европейски платьяхъ. Ахиллесъ и Парисъ пляшутъ съ субретками! Впрочемъ многія изъ этихъ дѣвушекъ и деревенскихъ дамъ очень милы и красивы, такъ что все-таки пріятно смотрѣть.
Невѣста одѣта лучше другихъ: на ней бѣлое кисейное платье съ голубыми мушками, на головѣ повязанъ синій платочекъ, съ золотыми блестками вокругъ; на шеѣ тяжелая серебряная турецкая цѣпь, и къ поясу: приколоты большіе выпуклые часы (подарокъ жениха). Она въ танцахъ не принимаетъ участія и сидитъ внизу, въ другой комнатѣ. Вечеромъ же у молодого въ домѣ она, если захочетъ, будетъ танцовать.
Наконецъ приходитъ священникъ. Въ Турціи чаще вѣнчаютъ дома, чѣмъ въ церкви: привычка, оставшаяся отъ прежней боязни вести открыто въ церковь невѣсту, которую на дорогѣ могъ безнаказанно похитить первый встрѣчный турокъ, или если не похитить, то, по крайней мѣрѣ, оскорбить или осрамить какою-нибудь выходкой. Это время страха прошло, а привычка вѣнчать дома осталась.
Внизу, на небольшомъ дворѣ, обнесенномъ каменною
- ↑ По воскресеньямъ я встрѣчалъ его у обѣдни разодѣтаго и въ хорошихъ башмакахъ на босу ногу до колѣнъ. Мнѣ сказали въ деревнѣ, что онъ нарочно показываетъ свои икры, потому что онѣ очень красивы.
<span style="color:#005000" title="темно-коричневом">невом сукне; кушак синий, шелковый, и белая рубашка европейского покроя видна из-под богатого нарядного платья. Что за мужчина! Что за рост! какая стройность! Волосы и усы как смоль, а сам бел как блондинка; он танцует скромнее, чем Илья, как бы джентльмен или как человек более ровного нрава. Жених пляшет не слишком хорошо, и ростом теряет против других; но зато брат его, золотых дел мастер, мальчик лет двадцати, белый и нежно румяный, белокурый красавец, так изящно выводит ногами, что все не налюбуются[1]. Жаль немного, что рядом с этими греками, которые превосходят все ваши ожидания своею живописностью, девушки и женщины в узких кринолинах и в коротких и плохо сшитых по-европейски платьях. Ахиллес и Парис пляшут с субретками! Впрочем многие из этих девушек и деревенских дам очень милы и красивы, так что всё-таки приятно смотреть.
Невеста одета лучше других: на ней белое кисейное платье с голубыми мушками, на голове повязан синий платочек, с золотыми блестками вокруг; на шее тяжелая серебряная турецкая цепь, и к поясу: приколоты большие выпуклые часы (подарок жениха). Она в танцах не принимает участия и сидит внизу, в другой комнате. Вечером же у молодого в доме она, если захочет, будет танцевать.
Наконец приходит священник. В Турции чаще венчают дома, чем в церкви: привычка, оставшаяся от прежней боязни вести открыто в церковь невесту, которую на дороге мог безнаказанно похитить первый встречный турок, или если не похитить, то, по крайней мере, оскорбить или осрамить какою-нибудь выходкой. Это время страха прошло, а привычка венчать дома осталась.
Внизу, на небольшом дворе, обнесенном каменною
- ↑ По воскресеньям я встречал его у обедни разодетого и в хороших башмаках на босу ногу до колен. Мне сказали в деревне, что он нарочно показывает свои икры, потому что они очень красивы.
