лишь картину ихъ жизни противопоставить быту чисто-мусульманскому, напр., французскому или даже русскому быту, чтобы согласиться со мной. Если только русскій человѣкъ въ силахъ отдѣлить мысленно идею политическую отъ бытового зрѣлища, представляющагося ему по пріѣздѣ его въ Турцію, то онъ долженъ согласиться съ тѣмъ, что отношенія между греками и юго-славянами напоминаютъ съ этой двойной точки зрѣнія отношенія поляковъ къ великороссамъ, англичанъ къ сѣверо-американцамъ; — то-есть: согласія политическаго мало, — сходства бытового довольно много; особенно при противопоставленіи этихъ націй другимъ націямъ, болѣе отдаленнымъ отъ нихъ по историческому воспитанію или по племенному генію. Прусскій дворянинъ прежняго времени могъ быть во многомъ политически очень согласенъ съ русскимъ дворяниномъ; и оба они — и пруссакъ и русскій — были политически же ни въ чемъ почти не согласны съ дворяниномъ польскимъ; но по физіономіи бытовой, по чертамъ лично-психическимъ полякъ съ русскимъ ближе и сходнѣе, чѣмъ съ прусскимъ нѣмцемъ. Въ романахъ Купера, Бичеръ-Стоу и даже въ какихъ-нибудь очеркахъ Бретъ-Гарта видно то же самое отношеніе къ жизни, тотъ же самый англо-саксонскій геній, который виденъ у Вальтеръ-Скотта и Диккенса, съ небольшими мѣстными оттѣнками. А политическій антагонизмъ Англіи и Соединенныхъ Штатовъ такъ извѣстенъ, что объ немъ не идетъ много и говорить.
Это одно, а второе — вотъ что.
Надобно для ясности пониманія христіанскаго Востока проводить мысленно рѣзкую черту между эпической, простонародной половиной всего греко-славянскаго міра и между той его половиной, которую вѣрнѣе всего назвать буржуазной (ибо выраженіе интеллигенція, противопоставленное выраженію эпическая часть націи, было бы въ этомъ случаѣ для народа уже слишкомъ обидно). Вообще можно сказать безъ долгихъ объясненій, что простой народъ на Востокѣ лучше нашего; онъ трезвѣе, опрятнѣе, наивнѣе, нравственнѣе въ семейной жизни, живописнѣе нашего.
лишь картину их жизни противопоставить быту чисто-мусульманскому, напр., французскому или даже русскому быту, чтобы согласиться со мной. Если только русский человек в силах отделить мысленно идею политическую от бытового зрелища, представляющегося ему по приезде его в Турцию, то он должен согласиться с тем, что отношения между греками и юго-славянами напоминают с этой двойной точки зрения отношения поляков к великороссам, англичан к северо-американцам; — то есть: согласия политического мало, — сходства бытового довольно много; особенно при противопоставлении этих наций другим нациям, более отдаленным от них по историческому воспитанию или по племенному гению. Прусский дворянин прежнего времени мог быть во многом политически очень согласен с русским дворянином; и оба они — и пруссак и русский — были политически же ни в чём почти не согласны с дворянином польским; но по физиономии бытовой, по чертам лично-психическим поляк с русским ближе и сходнее, чем с прусским немцем. В романах Купера, Бичер-Стоу и даже в каких-нибудь очерках Брет-Гарта видно то же самое отношение к жизни, тот же самый англо-саксонский гений, который виден у Вальтер-Скотта и Диккенса, с небольшими местными оттенками. А политический антагонизм Англии и Соединенных Штатов так известен, что о нём не идет много и говорить.
Это одно, а второе — вот что.
Надобно для ясности понимания христианского Востока проводить мысленно резкую черту между эпической, простонародной половиной всего греко-славянского мира и между той его половиной, которую вернее всего назвать буржуазной (ибо выражение интеллигенция, противопоставленное выражению эпическая часть нации, было бы в этом случае для народа уже слишком обидно). Вообще можно сказать без долгих объяснений, что простой народ на Востоке лучше нашего; он трезвее, опрятнее, наивнее, нравственнее в семейной жизни, живописнее нашего.
