— Слава Богу! — крестились мы, — это еще ничего!.. И въ городѣ все стихло какъ будто.
Слышимъ, мимо консульства низамы прошли — «стукъ, стукъ, стукъ!» Слышно, правильное войско идетъ… все не такъ страшно стало…
Сидимъ полчаса, сидимъ часъ у французскаго консула — все тихо… Послалъ онъ предъ этимъ еврея, драгомана своего, въ Порту… Пришелъ еврей блѣдный, дрожитъ и шепчетъ что-то консулу.
Вышли они вмѣстѣ.
Какъ вдругъ загремятъ ружейные выстрѣлы… чаще, чаще! Мы только руки подняли къ небу и взмолились о прощеніи грѣховъ нашихъ.
Гремятъ ружья все сильнѣе. Вбѣжалъ кавасъ и говоритъ:
— Того гречонка, что турка зарѣзалъ, схватила полиція и увела его въ конакъ къ пашѣ. Турокъ же простыхъ тысячи собрались предъ конакомъ, и беи, и ходжи съ ними и кричатъ Вели-пашѣ: «или отдай намъ грека этого на растерзаніе, или мы всѣхъ христіанъ перебьемъ въ Ханьѣ!»
Паша не отдаетъ его, говоритъ — судомъ его будутъ судить, такъ убивать нельзя. Какъ услышали этотъ отвѣтъ турки, и стали стрѣлять въ окна паши. Что-то будетъ!
Побѣжалъ опять драгоманъ куда-то съ кавасомъ.
А мы говоримъ другъ другу въ страхѣ нашемъ: «Ужъ лучше отдали бы, правда, этого грека имъ, чтобы насъ спасти! Онъ убійца, а мы что сдѣлали?» И стали люди молиться; и я, пусть Господь Богъ проститъ меня! помолилась:
— Когда бы отдалъ паша убійцу на растерзаніе!..
Не знала я, что о погибели любимаго брата молю! Потому что это Хамида своего онъ убилъ, а никто другой. Текутъ мои слезы градомъ и теперь, когда я вспомню объ этомъ!..
— Слава Богу! — крестились мы, — это еще ничего!.. И в городе всё стихло как будто.
Слышим, мимо консульства низамы прошли — «стук, стук, стук!» Слышно, правильное войско идет… всё не так страшно стало…
Сидим полчаса, сидим час у французского консула — всё тихо… Послал он пред этим еврея, драгомана своего, в Порту… Пришел еврей бледный, дрожит и шепчет что-то консулу.
Вышли они вместе.
Как вдруг загремят ружейные выстрелы… чаще, чаще! Мы только руки подняли к небу и взмолились о прощении грехов наших.
Гремят ружья всё сильнее. Вбежал кавас и говорит:
— Того гречонка, что турка зарезал, схватила полиция и увела его в конак к паше. Турок же простых тысячи собрались пред конаком, и беи, и ходжи с ними и кричат Вели-паше: «или отдай нам грека этого на растерзание, или мы всех христиан перебьем в Ханье!»
Паша не отдает его, говорит — судом его будут судить, так убивать нельзя. Как услышали этот ответ турки, и стали стрелять в окна паши. Что-то будет!
Побежал опять драгоман куда-то с кавасом.
А мы говорим друг другу в страхе нашем: «Уж лучше отдали бы, правда, этого грека им, чтобы нас спасти! Он убийца, а мы что сделали?» И стали люди молиться; и я, пусть Господь Бог простит меня! помолилась:
— Когда бы отдал паша убийцу на растерзание!..
Не знала я, что о погибели любимого брата молю! Потому что это Хамида своего он убил, а никто другой. Текут мои слезы градом и теперь, когда я вспомню об этом!..
