ми. Вы, критскіе люди, такіе же, какъ и мы, и отъ насъ вы зла не ждите…»
Однако глупые турки деревенскіе нашимъ не повѣрили, а повѣрили Вели-пашѣ. Паша подсылалъ имъ людей; «Идите, спасайтесь въ города; не вѣрьте грекамъ; ихъ больше въ селахъ, и они васъ тамъ всѣхъ перебьютъ».
Ему хотѣлось, какъ слышно, чтобы больше смутъ было въ Критѣ и чтобы султанъ сказалъ: «ты одинъ исправишь все тамъ, Вели-паша! безъ тебя нѣтъ спасенья»…
Говорили также наши, что англійскій консулъ тоже все противъ христіанъ дѣйствовалъ.
Пошли турки въ городъ изъ деревень толпами. Женщины, дѣти на ослахъ, на мулахъ ѣдутъ; пожитки везутъ: а мужчины около пѣшіе съ ружьями. Усталые, сердитые, голодные всѣ въ Ханью собрались.
Работы свои полевыя покинули и жить имъ нечѣмъ: работъ въ городѣ для нихъ нѣтъ…
Городъ нашъ-то, знаешь, тѣсный; улицы узкія; стѣны кругомъ города толстыя; ворота у крѣпости на ночь запрутъ и бѣжать некуда; развѣ въ море броситься. Страшно стало христіанамъ городскимъ. Какъ ночь придетъ — души нѣтъ; такъ и ходитъ за тобой смерть жестокая!.. Что дѣлать? Куда бѣжать?
Наши изъ садовъ Серсепильи шлютъ сказать пашѣ:
— «Пусть султанъ намъ права возвратитъ обѣщанныя!»
А паша ждетъ войска изъ Константинополя и не уступаетъ. Турки въ городѣ, — сказала я, — голодные, злые, тѣснота имъ, жить негдѣ; у кого родные были, и тѣхъ стѣснили, а у кого не было родныхъ?! И то сказать, каково было въ жару въ эту лѣтнюю съ дѣтьми маленькими и съ больными, и старыми людьми, гдѣ попало жить?
Въ селахъ у нихъ, какіе бы то ни было, а дома чистые и хозяйство свое было заведено. Грозятся они намъ ежедневно; ходить по базару грекамъ становилось опасно. И женщинъ трогали турки. Вышелъ епископъ въ праздникъ изъ митрополіи; за нимъ мы идемъ. Стали трогать гречанокъ турки; епископъ остановился и закричалъ на нихъ:
ми. Вы, критские люди, такие же, как и мы, и от нас вы зла не ждите…»
Однако глупые турки деревенские нашим не поверили, а поверили Вели-паше. Паша подсылал им людей; «Идите, спасайтесь в города; не верьте грекам; их больше в селах, и они вас там всех перебьют».
Ему хотелось, как слышно, чтобы больше смут было в Крите и чтобы султан сказал: «ты один исправишь всё там, Вели-паша! без тебя нет спасенья»…
Говорили также наши, что английский консул тоже всё против христиан действовал.
Пошли турки в город из деревень толпами. Женщины, дети на ослах, на мулах едут; пожитки везут: а мужчины около пешие с ружьями. Усталые, сердитые, голодные все в Ханью собрались.
Работы свои полевые покинули и жить им нечем: работ в городе для них нет…
Город наш-то, знаешь, тесный; улицы узкие; стены кругом города толстые; ворота у крепости на ночь запрут и бежать некуда; разве в море броситься. Страшно стало христианам городским. Как ночь придет — души нет; так и ходит за тобой смерть жестокая!.. Что делать? Куда бежать?
Наши из садов Серсепильи шлют сказать паше:
— «Пусть султан нам права возвратит обещанные!»
А паша ждет войска из Константинополя и не уступает. Турки в городе, — сказала я, — голодные, злые, теснота им, жить негде; у кого родные были, и тех стеснили, а у кого не было родных?! И то сказать, каково было в жару в эту летнюю с детьми маленькими и с больными, и старыми людьми, где попало жить?
В селах у них, какие бы то ни было, а дома чистые и хозяйство свое было заведено. Грозятся они нам ежедневно; ходить по базару грекам становилось опасно. И женщин трогали турки. Вышел епископ в праздник из митрополии; за ним мы идем. Стали трогать гречанок турки; епископ остановился и закричал на них: