ихъ нашли на дорогѣ убитыми и ограбленными. Татары клянутся, что ночью наѣхали непріятели и убили ихъ. Это вздоръ. Я, конечно, не пристрастенъ къ французамъ; но армія ихъ, надо сознаться, первая въ мірѣ не только по храбрости, но и по привычкѣ къ рыцарскому поведенію. На самихъ трупахъ есть признаки, что убійцы азіатскаго происхожденія: трупы обезображены. Издѣваться надъ врагомъ, убитымъ во снѣ, не станутъ, конечно, ни французы, ни англичане.
Странно, а въ мирное время куда какъ татары пріятнѣе для меня и тѣхъ и другихъ!
Узнали объ этомъ дѣлѣ за Байдарскими Воротами. Пріѣхало сегодня утромъ нѣсколько французовъ и сардинцевъ. Съ ними два офицера и еще одинъ молодой грекъ, лѣтъ 20-ти или 22-хъ, въ фескѣ; пальто подпоясано краснымъ кушакомъ, за кушакомъ пистолеты. Красивъ и доброе лицо. Зачѣмъ онъ съ ними? Какъ переводчикъ? Онъ ни по-турецки, ни по-русски не знаетъ. Онъ грекъ не крымскій; это было замѣтно съ перваго раза и по фескѣ, и по прекрасному произношенію греческаго языка. М-сьё Бертранъ, начальникъ этого небольшого отряда, представилъ его мнѣ; онъ родомъ съ Іоническихъ острововъ, изъ хорошей тамошней фамиліи — Маноли Маврогениcъ, или Маврогени. Я пригласилъ ихъ всѣхъ на завтракъ. Маврогени съ замѣчательной жадностью смотрѣлъ на меня, на Лизу, на всѣ наши вещи. Я не успѣлъ спросить у него ничего, и ни разу не пришлось мнѣ съ нимъ быть наединѣ.
М-сьё Бертранъ пришелъ въ негодованіе, когда узналъ, что татары осмѣлились обвинить французовъ въ измѣнническомъ убійствѣ казаковъ; созвалъ ихъ, напомнилъ кстати о пожарѣ въ имѣніи Ш—ва и пригрозилъ имъ такъ, что они обомлѣли и объявили имена убійцъ, утверждая, что они скрылись куда-то. Бертранъ предоставилъ розыски русскимъ властямъ, велѣлъ при себѣ прилично похоронить убитыхъ; сказалъ татарамъ, что подобные поступки равно
их нашли на дороге убитыми и ограбленными. Татары клянутся, что ночью наехали неприятели и убили их. Это вздор. Я, конечно, не пристрастен к французам; но армия их, надо сознаться, первая в мире не только по храбрости, но и по привычке к рыцарскому поведению. На самих трупах есть признаки, что убийцы азиатского происхождения: трупы обезображены. Издеваться над врагом, убитым во сне, не станут, конечно, ни французы, ни англичане.
Странно, а в мирное время куда как татары приятнее для меня и тех и других!
Узнали об этом деле за Байдарскими Воротами. Приехало сегодня утром несколько французов и сардинцев. С ними два офицера и еще один молодой грек, лет 20-ти или 22-х, в феске; пальто подпоясано красным кушаком, за кушаком пистолеты. Красив и доброе лицо. Зачем он с ними? Как переводчик? Он ни по-турецки, ни по-русски не знает. Он грек не крымский; это было заметно с первого раза и по феске, и по прекрасному произношению греческого языка. М-сьё Бертран, начальник этого небольшого отряда, представил его мне; он родом с Ионических островов, из хорошей тамошней фамилии — Маноли Маврогениc, или Маврогени. Я пригласил их всех на завтрак. Маврогени с замечательной жадностью смотрел на меня, на Лизу, на все наши вещи. Я не успел спросить у него ничего, и ни разу не пришлось мне с ним быть наедине.
М-сьё Бертран пришел в негодование, когда узнал, что татары осмелились обвинить французов в изменническом убийстве казаков; созвал их, напомнил кстати о пожаре в имении Ш—ва и пригрозил им так, что они обомлели и объявили имена убийц, утверждая, что они скрылись куда-то. Бертран предоставил розыски русским властям, велел при себе прилично похоронить убитых; сказал татарам, что подобные поступки равно
