Слава Богу, я не бѣденъ! Морской вѣтерокъ вѣетъ въ моемъ саду; кипарисы мои печальны и безжизненны вблизи, но прекрасны между другой зеленью. По морю тихо идутъ корабли къ пустыннымъ берегамъ Азовскаго моря… Паруса бѣлѣютъ вдали. Я съ утра слѣжу за ними. Они выходятъ изъ-за послѣднихъ скалъ громады, которая отдѣлила насъ отъ Балаклавы: а къ обѣду они уже скрылись за мысокъ, гдѣ растетъ столько мелкаго дуба и гдѣ я одинъ гуляю по вечерамъ. Чего я хочу? я покоенъ. Никто не возьметъ моихъ кипарисовъ, моего дома, обвитаго виноградомъ; никто не мѣшаетъ мнѣ прививать новые прививы и ѣздить верхомъ до самаго Аю-Дага и дальше… Да! я покоенъ. Здѣсь хорошо; зимы нѣтъ, рабства нашего нѣтъ. Татары веселы, не бѣдны, живописны и независимы. Общества здѣсь нѣтъ — и слава Богу! Я не люблю общества, на что оно мнѣ? Успѣхи? они у меня были; но жизнь такъ создана, что въ ту минуту, когда жаждешь успѣха, онъ не приходитъ, а пришелъ, — его почти не чувствуешь.
Когда я одинъ, я могу думать о себѣ и быть довольнымъ; при другихъ, какъ бы хорошо со мной ни обращались, мнѣ все недостаточно. Развѣ бы тріумфальное вступленіе въ городъ при крикахъ народа, въ прекрасную погоду, на лошади, которая играла бы подо мной, и не въ нынѣшнемъ мундирѣ, а въ одеждѣ, которую я самъ бы создалъ и за которую женщины боготворили бы меня столько же, сколько и за подвиги мои; боготворили бы и шептали: «зачѣмъ мы его не знали прежде, когда онъ былъ
Слава Богу, я не беден! Морской ветерок веет в моем саду; кипарисы мои печальны и безжизненны вблизи, но прекрасны между другой зеленью. По морю тихо идут корабли к пустынным берегам Азовского моря… Паруса белеют вдали. Я с утра слежу за ними. Они выходят из-за последних скал громады, которая отделила нас от Балаклавы: а к обеду они уже скрылись за мысок, где растет столько мелкого дуба и где я один гуляю по вечерам. Чего я хочу? я покоен. Никто не возьмет моих кипарисов, моего дома, обвитого виноградом; никто не мешает мне прививать новые прививы и ездить верхом до самого Аю-Дага и дальше… Да! я покоен. Здесь хорошо; зимы нет, рабства нашего нет. Татары веселы, не бедны, живописны и независимы. Общества здесь нет — и слава Богу! Я не люблю общества, на что оно мне? Успехи? они у меня были; но жизнь так создана, что в ту минуту, когда жаждешь успеха, он не приходит, а пришел, — его почти не чувствуешь.
Когда я один, я могу думать о себе и быть довольным; при других, как бы хорошо со мной ни обращались, мне всё недостаточно. Разве бы триумфальное вступление в город при криках народа, в прекрасную погоду, на лошади, которая играла бы подо мной, и не в нынешнем мундире, а в одежде, которую я сам бы создал и за которую женщины боготворили бы меня столько же, сколько и за подвиги мои; боготворили бы и шептали: «зачем мы его не знали прежде, когда он был
