тазіи образъ, соотвѣтствующій слышимымъ словамъ. Творчество это какъ у говорящаго, такъ и у слушающаго, идетъ не всегда одинаково успѣшно: при сильномъ подъемѣ душевной энергіи оно совершается наиболѣе успѣшно, — тогда у говорящаго удачнѣе подбираются слова и даже создаются новыя, рѣчь становится выразительнѣе, а у слушающаго глубже затрогивается соотвѣтствующій міръ понятій и представленій и рельефнѣе вырисовываются образы. Даже у дѣтей, когда они пріобрѣтаютъ рѣчь, процессъ является не простымъ усвоеніемъ матеріала, но вмѣстѣ и творчествомъ: усваивая слова, дѣти сами пробуютъ образовывать по нимъ другія, хотя бы и съ ошибками. Такъ какъ, далѣе, словесное творчество говорящаго, воплощая въ словѣ новыя комбинаціи идей, все-таки оставляетъ многое не высказаннымъ, то творчество слушающаго должно дополнять эти пробѣлы, а это легко ведетъ къ частичному непониманію, тѣмъ болѣе что представленія и понятія каждаго складываются своимъ путемъ и потому не могутъ быть у разныхъ лицъ вполнѣ тождественными.[1]
- ↑ На рѣчь съ указанной здѣсь точки зрѣнія, т. е. какъ на процессъ и творчество, смотрѣлъ уже основатель общаго языковѣдѣнія — нѣмецкій ученый первой половины прошлаго столѣтія В. Гумбольдтъ, говорившій, что языкъ есть не ἔργον, а ἐνέργεια (не фактъ, а дѣятельность); а та черта словеснаго языка, что мысль въ умѣ говорящаго и слушающаго не можетъ быть вполнѣ тожественною, дала поводъ тому же ученому высказать, что рѣчь представляетъ сочетаніе пониманія съ непониманіемъ (см. О различіи организмовъ человѣческаго языка и о вліяніи этого различія на умственное развитіе человѣческаго рода. Посмертное сочиненіе Вильгельма фонъ-Гумбольдта. Введеніе во всеобщее языкознаніе. Переводъ И. Билярскаго. СПб. 1859, стр. 40, 62). Мы особенно рекомендуемъ читателю прочитать и продумать въ указанномъ сочиненіи § 9 (стр. 47—63), озаглавленный «Природа и существенныя свойства языка». Укажемъ также на превосходныя страницы о воззрѣніяхъ В. Гумбольдта на языкъ — въ сочиненіи покойнаго проф. Харьковскаго ун-та А. А. Потебни «Мысль и языкъ» (2-е изд., Харьковъ 1892, гл. III, стр. 27—48).
тазии образ, соответствующий слышимым словам. Творчество это как у говорящего, так и у слушающего, идет не всегда одинаково успешно: при сильном подъеме душевной энергии оно совершается наиболее успешно, — тогда у говорящего удачнее подбираются слова и даже создаются новые, речь становится выразительнее, а у слушающего глубже затрагивается соответствующий мир понятий и представлений и рельефнее вырисовываются образы. Даже у детей, когда они приобретают речь, процесс является не простым усвоением материала, но вместе и творчеством: усваивая слова, дети сами пробуют образовывать по ним другие, хотя бы и с ошибками. Так как далее словесное творчество говорящего, воплощая в слове новые комбинации идей, все-таки оставляет многое не высказанным, то творчество слушающего должно дополнять эти пробелы, а это легко ведет к частичному непониманию, тем более что представления и понятия каждого складываются своим путем и потому не могут быть у разных лиц вполне тождественными.[1]
- ↑ На речь с указанной здесь точки зрения, то есть как на процесс и творчество, смотрел уже основатель общего языковедения — немецкий ученый первой половины прошлого столетия В. Гумбольдт, говоривший, что язык есть не ἔργον, а ἐνέργεια (не факт, а деятельность); а та черта словесного языка, что мысль в уме говорящего и слушающего не может быть вполне тожественною, дала повод тому же ученому высказать, что речь представляет сочетание понимания с непониманием (см. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. Посмертное сочинение Вильгельма фон Гумбольдта. Введение во всеобщее языкознание. Перевод И. Билярского. СПб. 1859, стр. 40, 62). Мы особенно рекомендуем читателю прочитать и продумать в указанном сочинении § 9 (стр. 47—63), озаглавленный «Природа и существенные свойства языка». Укажем также на превосходные страницы о воззрениях В. Гумбольдта на язык — в сочинении покойного проф. Харьковского ун-та А. А. Потебни «Мысль и язык» (2-е изд., Харьков 1892, гл. III, стр. 27—48).
