торые у васъ могутъ носить оружіе, и чтобы освободить отъ вторженія непріятеля всѣхъ животныхъ вашихъ, имущество и семейства, мы уже считали нужнымъ распорядиться переселить ихъ во внутрь нашей имперіи, о чемъ, что вы думаете и распорядитесь, то скорѣе объявите объ этомъ мутассерифу, отъ кого я жду немедленнаго и подробнаго свѣдѣнія. 16 февраля 1877 г. Эрзерумъ. Измаилъ».
Собравшіеся куртинскіе старшины на эту телеграмму отвѣчали изъ телеграфной станціи:
«Выступить противъ непріятеля наша прямая обязанность, но въ настоящее время наши семьи и скотъ во внутрь имперіи переселить не можемъ. Черезъ нѣсколько времени мы выйдемъ на кочевку, просимъ Васъ только, чтобы Вы изволили поставить насъ въ извѣстность 15-ью днями раньше до начатія войны и мы тогда обязываемся заготовить все по волѣ Вашего Высокостепенства и будемъ бороться съ непріятелемъ по Божьей милости. 17 февраля 1877 года. Карсъ».
„Затѣмъ снова потребовали къ телеграфу Ахметъ-агу, Махмутъ-агу и Решидъ-бека (Касканлинскаго) и потребовали, чтобы они дали подписку, что по объявленіи войны курды пойдутъ не на старыя кочевки, а на гору Гекъ-дагъ. Курды хотя согласились, но тутъ-же рѣшили не исполнить. За подписку имъ дали подарки: Ахметъ-агѣ — шашку и 4 арш. сукна, сыну Махмутъ-аги — шашку, а Решидъ-беку — 4 арш. сукна. Решидъ-бекъ намѣренъ, чуть только объявится
