лась вчерашняго числа самымъ разительнымъ образомъ. Съ умысломъ-ли, или обыкновеннымъ путемъ отрядныхъ толковъ, но я полагаю — съ умысломъ, сообщено Джафаръ-агѣ, что отрядное начальство подозрѣваетъ его въ измѣническихъ отношеніяхъ съ турками.
Извѣстіе это уязвило ею въ сердце; онъ въ ту-же минуту пошелъ въ начальнику Штаба, какъ называютъ здѣсь подполк. Лихутина, для объясненія, въ которомъ подполк. Лихутинъ такъ увлекся, что объявилъ Джафаръ-агѣ, что для службы въ отрядѣ куртины совершенно безполезны и что правительство теряетъ на нихъ деньги даромъ. Послѣ этого Джафаръ-ага явился во мнѣ крайне огорченный и разстроенный и высказалъ о своемъ разговорѣ съ начальникомъ Штаба, энергически добавивъ: „я брошу полкъ, возьму съ собою трехъ — четырехъ куртинъ, поѣду къ Главнокомандующему и повергну на его судъ себя и все мое поведеніе“. Я успокоилъ Джафаръ-агу, убѣдивъ его остаться при своемъ мѣстѣ и продолжать служить вѣрой и правдой — въ полной увѣренности, что клевета и напраслина нисколько не могутъ повредить ему въ мнѣніи в. выс.-пр. Какъ ни тягостно мнѣ утруждать вниманіе в. выс.-пр. и доводить до свѣдѣнія вашего подобныя интриги, но какъ онѣ вышли уже изъ предѣловъ мелкихъ сплетней и приняли значеніе дѣйствій вредныхъ для службы, то я счелъ-бы непростительнымъ для себя упущеніемъ по службѣ умолчать объ нихъ. Происхожденіе ихъ можетъ объясниться, независимо отъ духа партій, еще воинственнымъ жаромъ дѣлателя дѣлъ въ здѣшнемъ отрядѣ, подполк. Лихутина. Онъ хочетъ войны, а при дружелюбныхъ сношеніяхъ съ курдами это желаніе можетъ и не осуществиться. Соображая все здѣсь мною видимое и слышимое, я прихожу къ тому убѣжденію, что преувеличенныя и
