— Я твердо вѣрю, что такъ нужно было поступить. Я слѣдовалъ не только личному чувству но отношенію къ вамъ, но общему чувству необходимости и святости того, что происходитъ.
Затѣмъ голосъ сталъ удаляться:
— Я думаю, если бы наша милая ушедшая видѣла насъ сейчасъ, она бы порадовалась тому, какъ свѣтло, божественно и полно обожанія къ ней наше свиданіе…
Другой голосъ отвѣчалъ неслышно, — едва можно было уловить монотонный звукъ болѣе высокаго тембра. Павелъ Ильичъ снова началъ:
— Вы говорите о Екатеринѣ, о моей дочери? Дѣйствительно, она странно себя ведетъ. Но здѣсь, можетъ быть, виновата не одна она. Можетъ быть, Елена Артуровна слишкомъ большой заботливостью и настойчивостью возстановила ее противъ того, что яснѣе яснаго.
Говорившій умолкъ, настала пауза… Наконецъ, какъ будто подъ самымъ окномъ, вновь раздался женскій голосъ:
— Я закрою окно, другъ мой, потому что скоро будетъ гроза.
Затѣмъ изъ-за шторы высунулась рука, захлопнула одну раму, другую, штора снова легла намѣсто, голоса перестали быть слышными, и даже силуэты не мелькали болѣе, какъ-будто собесѣдники продолжали разговоръ сидя.
— Кто же это былъ съ папой? — спросилъ наконецъ Сергѣй Павловичъ. — И какого рода свиданіе это могло быть? Тутъ говорили о тебѣ.
— Мнѣ показалось, что это голосъ тети Сони…
— Да, но зачѣмъ Софьѣ Артуровнѣ такъ долго сидѣть въ кабинетѣ отца?
— Я не знаю, они просто заговорились, не обратили вниманія, что поздно.
— Я твердо верю, что так нужно было поступить. Я следовал не только личному чувству но отношению к вам, но общему чувству необходимости и святости того, что происходит.
Затем голос стал удаляться:
— Я думаю, если бы наша милая ушедшая видела нас сейчас, она бы порадовалась тому, как светло, божественно и полно обожания к ней наше свидание…
Другой голос отвечал неслышно, — едва можно было уловить монотонный звук более высокого тембра. Павел Ильич снова начал:
— Вы говорите о Екатерине, о моей дочери? Действительно, она странно себя ведет. Но здесь, может быть, виновата не одна она. Может быть, Елена Артуровна слишком большой заботливостью и настойчивостью восстановила ее против того, что яснее ясного.
Говоривший умолк, настала пауза… Наконец, как будто под самым окном, вновь раздался женский голос:
— Я закрою окно, друг мой, потому что скоро будет гроза.
Затем из-за шторы высунулась рука, захлопнула одну раму, другую, штора снова легла наместо, голоса перестали быть слышными, и даже силуэты не мелькали более, как будто собеседники продолжали разговор сидя.
— Кто же это был с папой? — спросил наконец Сергей Павлович. — И какого рода свидание это могло быть? Тут говорили о тебе.
— Мне показалось, что это голос тети Сони…
— Да, но зачем Софье Артуровне так долго сидеть в кабинете отца?
— Я не знаю, они просто заговорились, не обратили внимания, что поздно.
