жалко ея. Онъ подошелъ къ ней, обнялъ ее и сказалъ какъ можно мягче.
— Но что съ тобой Катя? Можетъ быть, я дѣйствительно виноватъ… Въ послѣднее время я какъ-то не такъ обращаю на тебя вниманіе. Но это не оттого, что я тебя позабылъ. Это тебѣ только такъ кажется. И если мы рѣже теперь видимся, рѣже говоримъ съ тобою, такъ это временно, чтобы потомъ еще больше сдружиться…
— Отпусти меня папа, съ Сережей! — повторила Катенька тѣмъ же равнодушнымъ голосомъ.
— Кого отпустить? что за отъѣзды? — сказала, входя, Елена Артуровна.
— Да вотъ, Катя просится съ братомъ въ Смоленскъ.
— Катя — въ Смоленскъ? съ этимъ вѣтрогономъ Сергѣемъ! И вы еще сидите втроемъ и думаете, можно ли это сдѣлать? Да это хуже, чѣмъ ѣхать одной!
— Но, милая Нелли, вы забываете, что она совсѣмъ взрослая и ѣздила одна сколько угодно.
— Конечно… Я не хотѣла говорить настоящую причину… Но она не хочетъ, чтобы ты ѣхала, потому что эти дни ты должна быть здѣсь.
Катенька, вся вспыхнувъ, вскочила:
— Въ такомъ случаѣ я непремѣнно ѣду, — воскликнула она. — Я не хочу, я не хочу, чтобы вы такъ… распоряжались маминымъ именемъ! Кто можетъ знать, чего хотятъ тѣ, которые умерли? Я ее любила больше, чѣмъ вы, и больше знала. Она никогда бы не захотѣла раздѣлять меня и Сережу отъ папы, — это все ваши выдумки, ваши и теги Софи! Чего вамъ надо? Зачѣмъ вы пріѣхали къ намъ?..
— Катя, Катя! что ты говоришь? — возвышалъ голосъ Павелъ Ильичъ, стараясь прервать рѣчь своей дочери, но та быстро подошла къ отцу и опустившись передъ и имъ на колѣни, заговорила съ удвоенной силой:
жалко её. Он подошел к ней, обнял ее и сказал как можно мягче.
— Но что с тобой Катя? Может быть, я действительно виноват… В последнее время я как-то не так обращаю на тебя внимание. Но это не оттого, что я тебя позабыл. Это тебе только так кажется. И если мы реже теперь видимся, реже говорим с тобою, так это временно, чтобы потом еще больше сдружиться…
— Отпусти меня папа, с Сережей! — повторила Катенька тем же равнодушным голосом.
— Кого отпустить? что за отъезды? — сказала, входя, Елена Артуровна.
— Да вот, Катя просится с братом в Смоленск.
— Катя — в Смоленск? с этим ветрогоном Сергеем! И вы еще сидите втроем и думаете, можно ли это сделать? Да это хуже, чем ехать одной!
— Но, милая Нелли, вы забываете, что она совсем взрослая и ездила одна сколько угодно.
— Конечно… Я не хотела говорить настоящую причину… Но она не хочет, чтобы ты ехала, потому что эти дни ты должна быть здесь.
Катенька, вся вспыхнув, вскочила:
— В таком случае я непременно еду, — воскликнула она. — Я не хочу, я не хочу, чтобы вы так… распоряжались маминым именем! Кто может знать, чего хотят те, которые умерли? Я ее любила больше, чем вы, и больше знала. Она никогда бы не захотела разделять меня и Сережу от папы, — это всё ваши выдумки, ваши и теги Софи! Чего вам надо? Зачем вы приехали к нам?..
— Катя, Катя! что ты говоришь? — возвышал голос Павел Ильич, стараясь прервать речь своей дочери, но та быстро подошла к отцу и опустившись перед и им на колени, заговорила с удвоенной силой:
