кого же не заставить молчать и мечтать сѣверная пронзительная ночь? И не было ничего удивительнаго, что голоса ихъ звучали слабѣе, руки при пожатіи были мягче, а глаза разсѣяны сладкой разсѣянностью. Притомъ обѣ гуляющія сами были разсѣяны и задумчивы, возвращаясь домой.
Въ ото время всѣ въ домѣ Прозоровыхъ начали видѣть сны, и какъ это ни странно, первою изъ сновидицъ оказалась Катенька. Былъ безсолнечный теплый день, тихій дождь сонно стекалъ съ крыши и бѣлыхъ тонкихъ березъ, разсаженныхъ передъ балкономъ; Павлу Ильичу нездоровилось, онъ ушелъ къ себѣ послѣ завтрака и прилегъ, тогда какъ тетя Софи читала около него англійскаго Диккенса. Катенька стояла на верхнемъ балконѣ, опершись на перила, ни о чемъ не думая, слушая, какъ шелестѣлъ мелкій дождь и вздрагивали еще желто-зеленые листья. Сережа былъ въ Красномъ. Изъ комнаты послышались легкіе хромающіе шаги. „Это навѣрное Нелли“, — лѣниво подумала Катенька, но какое-то оцѣпенѣніе мѣшало дѣвушкѣ пошевелиться или хотя бы обернуть голову къ вошедшей. Легкіе шаги приблизились, легкая рука опустилась Катенькѣ на плечо, и знакомый голосъ съ акцентомъ будто продышалъ ей въ ухо:
„Съ листа на листокъ катимся, отяжеленныя любовью. Что капля можетъ знать и можетъ ли подняться кверху? Листъ дрожитъ, стекаетъ свѣтлая капля — и такъ все ниже“.
Екатерина Павловна зажмурилась и слушала, не шевелясь. А голосъ надъ ухомъ все дышалъ: „Бѣги, дитя, бѣги Андрея. Тебя ждутъ у черныхъ воротъ“.
„Какой вздоръ“, — подумала Катя. — Какія капли? Какія черныя ворота?.. и что ей сдѣлалъ бѣдный Андрей Семеновичъ?“ Но Катина мысль внезапно пре-
кого же не заставить молчать и мечтать северная пронзительная ночь? И не было ничего удивительного, что голоса их звучали слабее, руки при пожатии были мягче, а глаза рассеяны сладкой рассеянностью. Притом обе гуляющие сами были рассеяны и задумчивы, возвращаясь домой.
В ото время все в доме Прозоровых начали видеть сны, и как это ни странно, первою из сновидиц оказалась Катенька. Был бессолнечный теплый день, тихий дождь сонно стекал с крыши и белых тонких берез, рассаженных перед балконом; Павлу Ильичу нездоровилось, он ушел к себе после завтрака и прилег, тогда как тетя Софи читала около него английского Диккенса. Катенька стояла на верхнем балконе, опершись на перила, ни о чём не думая, слушая, как шелестел мелкий дождь и вздрагивали еще желто-зеленые листья. Сережа был в Красном. Из комнаты послышались легкие хромающие шаги. „Это наверное Нелли“, — лениво подумала Катенька, но какое-то оцепенение мешало девушке пошевелиться или хотя бы обернуть голову к вошедшей. Легкие шаги приблизились, легкая рука опустилась Катеньке на плечо, и знакомый голос с акцентом будто продышал ей в ухо:
„С листа на листок катимся, отяжеленные любовью. Что капля может знать и может ли подняться кверху? Лист дрожит, стекает светлая капля — и так всё ниже“.
Екатерина Павловна зажмурилась и слушала, не шевелясь. А голос над ухом всё дышал: „Беги, дитя, беги Андрея. Тебя ждут у черных ворот“.
„Какой вздор“, — подумала Катя. — Какие капли? Какие черные ворота?.. и что ей сделал бедный Андрей Семенович?“ Но Катина мысль внезапно пре-
